– Ну не такое уж и заблуждение. Метод, которым Отера можно было превратить обратно в человека, сработал точно как ты и сказал.

– Ну разумеется, потому что в этом и заключалась моя цель. Но чтобы достигнуть ее, я несколько покривил душой об отношениях с отцом... и братом.

– Что ты имеешь в виду?

Регин улыбнулся.

– Когда я рассказывал вам о своем детстве, полагаю, у вас создалось впечатление, что мы с братом были совершенно довольны жизнью с нашим отцом, Хрейдмаром. – Он отвел взгляд. – Для вас, Асгардцев, все, видимо, достаточно просто. Ваши жизни так чисты и легки. Кто то нападает на Асгард, и вы его защищаете. Один говорит вам, что делать, и вы это делаете. Никто не ставит его слова под сомнения, ведь это же Один.

 – Если ты в это веришь, то ты глупец. Всеотец велик и мудр, но он не идеален. Я сама как то раз воспротивилась ему вместе с Тором, Троицей Воинов и Балдером. В наказание нас изгнали в Мидгард. Много раз Тор и Локи противились Одину, поскольку он не только их царь, но и отец. – Сиф усмехнулась. – И если ты считаешь, что моя жизнь чиста и легка, то ничего не знаешь о ней.

– Возможно, но наказания Одина за непокорство его отпрысков – ничто. И я это знаю, потому что и Обманщик, и бог грома все еще живы! А вот моей матери не так повезло. Скажите мне, моя леди, будучи маленькой, просыпались ли вы каждый день с мыслью, что этот день станет последним, ибо вы, наконец, умрете, угодив под горячую руку своего отца? Дрожали ли вы с Хеймдаллом на пару от ужаса каждую ночь перед тем, как лечь спать? Если нет – а это определенно было не так, – то, полагаю, я останусь при своем мнении о том, что жизнь асов чиста и легка.

Сиф почувствовала приступ сочувствия и постаралась подавить его. Регин напал на нее сзади и связал – он стал врагом, а воительница не могла сочувствовать врагам.

Регин продолжил:

– Наша мать воспротивилась воле Хрейдмара так же, как, по вашим утверждениям, Тор и Локи воспротивились Одину. Но что было самым страшным наказанием Тора? Изгнание в Мидгард? Моя мать не отказалась бы от чего нибудь столь же безболезненного, как изгнание. Нет, за свою непокорность она заплатила жизнью. И Хрейдмар ясно дал понять, что и нас ждет аналогичная судьба, если мы скажем хоть слово. – Он фыркнул. – Можно подумать, это имело бы значение. Мы жили в Настронде под властью короля Фафнира, у которого существовал всего один закон: «Не зли короля Фафнира». Даже если бы мы кому и рассказали о смерти матери, никакой кары бы не последовало.

– Настронд действительно был жутким местом. Не зря Один его уничтожил, – тихо произнесла Сиф.

Регин зловеще улыбнулся:

– Вы не выбираете выражений, моя леди.

– Я говорю правду. Ты сказал нам, что ваша мать умерла, производя на свет вашего мертворожденного брата.

– Да, мать едва не умерла в тот день. Роды были тяжелыми, а когда она наконец родила, плод оказался мертвым. Хрейдмар пришел в ярость – он хотел еще одного ребенка – и жестоко избил нашу мать. Но в тот раз она выжила. Нет, Хрейдмар лишил ее жизни в день, когда она вздумала сбежать от него.

– На вас хотя бы нападал бандит по имени Зигфрид?

– Не совсем, – покачал головой Регин. – После смерти матери история продолжалась в точности так, как я вам и рассказывал, за одним значительным исключением. Торговля мехом была прибыльна для нашего отца, но не для нас... и не для Хрейдмара в перспективе. Отец быстро спускал любые деньги, какие только мог заработать. Сперва он пил дома, затем начал ходить в местную таверну – в одиночку. Однажды мы попытались убежать от него, впервые. Но он поймал нас, и с того дня стал брать нас с собой в таверну.

Сиф покачала головой:

– Едва ли вы первые дети, выросшие в таверне.