Затем Хрунгнир сжал руку в кулак, замахнулся, ударил, и древесный ствол раскололся на миллион крохотных осколков.

Треск эхом разнесся по Йотунхейму. Локи пред ставил, как звук от удара слышится по всем Девяти Мирам, вибрируя по ветвям Иггдрасиля.

Когда эхо от гибели дерева начало затихать, на дворе крепости Хрунгнира воцарилась неестественная тишина. Локи огляделся и увидел, что все великаны в состоянии глубокого шока с открытыми ртами таращатся на остатки дуба. Мухи могли бы беспрепятственно влететь к ним в рот, если бы здесь не было слишком холодно для насекомых.

Затем, через несколько бесконечных секунд, когда Локи уже собирался проверить, живы ли окружающие его великаны, Хрунгнир рассмеялся.

И только затем остальные гиганты присоединились к его хохоту, и вскоре эхо от треска разлетающейся на части окаменевшей древесины сменилось звуками резкого смеха, доносящегося из глоток дюжины или около того ледяных великанов.

– О, отличная работа, Локи. Эта броня гарантирует мне победу над громовержцем! А уничтожив его, я поведу своих воинов обратно в Асгард. И благодаря этой броне никто не сможет остановить меня. Изувеченные тела Сиф, Балдера, Троицы Воинов, Хеймдалла и всех остальных жалких божков усеют путь к Одину, а затем я сокрушу его одноглазую голову прямо на его троне. – Хрунгнир повернулся к своим подданным и вскинул в воздух обе руки. – Победа!

– Победа! – закричали остальные великаны.

– Ты еще никого не победил, глупец, – пробормотал Локи, но одинокий волчий голос затерялся в криках великанов.

Поэтому Обманщик украдкой потрусил в сторону крепости. Хрунгнир упомянул заложника, и Локи было любопытно узнать, кого это похитил великан, чтобы заставить Тора подчиниться своей воле.

Глава восьмая

Обычно, когда Мьёльнир нес Тора по небесам, громовержца вполне устраивала скорость перемещения. Но сейчас ему казалось, будто он не летит над горами в направлении Йотунхейма, а тащится, словно черепаха.

И пусть бог грома постоянно чувствовал себя в ответе как за Асгард, так и за Мидгард, вес этой ответственности не значил ровным счетом ничего по срав нению с ответственностью, которую Тор ощущал за Фриггу.

По правде говоря, Фригга не была Тору родной матерью, он родился от союза Одина и Ёрд, Мидгардской богини Земли; некоторые смертные именовали ее Геей. Громовержец всегда подозревал, что его симпатия к миру смертных по крайней мере отчасти об условлена этим особым происхождением.

Но хотя Ёрд его выносила, вырастила его именно Фригга. Одина нельзя было назвать слишком заботливым отцом, хотя бы по той причине, что обязанности Всеотца отнимали у него приличную долю времени. И очень часто необходимость быть честным и суровым правителем для всего Асгарда сдерживала проявления его любви к сыну.

Так что именно Фригга заботилась о Торе. Кормила и одевала его. Рассказывала истории: об Одине и его братьях, Вили и Be; о победе его отца над Лафеем, закрепившей превосходство Асгарда над ледяными великанами; о ее собственном браке с Одином, объединившем асов и ванов под знаменем Асгарда.

Это Фригга обрабатывала раны непокорного ребенка, который вечно влипал в неприятности – благодаря как собственному упрямству, так и пагубному влиянию своего названого брата.

Это Фригга утешала Тора, когда он грустил, смеялась вместе с ним, когда он был счастлив, и помогала ему, когда он пребывал в растерянности. Она научила Тора читать, она научила Тора думать и, что, пожалуй, было важнее всего, она научила Тора состраданию. Ибо пока Один учил сына тяжелым решениям, которые надлежит принимать правителю, именно от Фригги Тор научился взвешивать эти решения на понятиях добра и заботы.