Пока он говорил, один из великанов крепко держал Фриггу, а второй связал ей руки теми же веревками – только гораздо крепче на этот раз, – а затем заново вставил в рот кляп.

– Эм, Тьяцци, – произнес изначальный страж Фригги, вернувшийся к окну.

– В чем дело?

– Я не уверен, что Хрунгнир задает трепку Тору.

Эти слова заставили всех великанов вернуться обратно к окну, а Фригга так и осталась лежать на холодном полу комнаты со связанными руками и кляпом во рту.

Великаны увидели, что Тор продолжает пинать бронированную фигуру Хрунгнира. Противники все больше и больше удалялись от крепости, приближаясь к Хребту Имира, названному так в честь предыдущего лидера ледяных великанов.

Тор обращался с Хрунгниром будто с футбольным мячом из Мидгарда; он не давал великану ни единого шанса прийти в себя после очередного пинка.

Но боль в груди и левой руке начинала пускать корни, и громовержец знал, что не сможет долго выдерживать подобный темп.

Последний пинок привел Хрунгнира к основанию Хребта Имира, и Тор понял, как должен поступить. Воздев Мьёльнир к небесам, он велел молнии ударить по хребту.

Подчиняясь его воле, молния выскочила из свинцово серых облаков и ударила в верхушку горной гряды. На распростертое у подножия хребта тело Хрунгнира посыпались камни, грязь и снег.

Земля сотряслась еще раз, удар молнии вызвал каскадный эффект, и все новые и новые участки горной гряды рушились на неподвижное тело великана. Осознав, что натворил, Тор позволил молоту поднять себя в воздух, предоставляя лавине возможность доделать свою работу.

Но громовержец смог продержаться в воздухе совсем немного, после чего ему пришлось снова опуститься на землю. Силы Тора оказались на исходе, и он был почти уверен в том, что попросту не сможет продолжать схватку, если ледяной великан и на этот раз сможет подняться на ноги.

Наконец лавина иссякла. Хребет Имира покрылся шрамами и зазубринами, а у его основания неровной кучей покоилась огромная гора снега и грязи.

Эхо от болезненной агонии горной гряды затихло вдали, и вскоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь мучительными попытками Тора продолжать дышать с учетом поврежденной грудной клетки.

Шли секунды, и в душе Тора начала теплиться надежда, что Хрунгнир наконец повержен и победа осталась за громовержцем.

Но затем снег начал шевелиться. Грязь пришла в движение. А потом они, взорвавшись, разлетелись в разные стороны, и из под завалов показался Хрунгнир. Его магическая броня покрылась зазубринами, но в остальном оставалась цела.

Великан и сам от изнеможения находился на грани обморока, но, не считая усталости, он никак не пострадал. Кроме того, магическая броня помогала ему поддерживать вертикальное положение. А Тор был уже не в состоянии оказывать ему достойное сопротивление.

– Посмотри на себя, Тор. Ты едва на ногах стоишь. Сдавайся. Нет ничего постыдного в том, чтобы уступить тому, кто тебя превосходит. Ты полностью отдал себя схватке, и я в жизни не встречал более достойного соперника. Если ты сдашься сейчас, то я обещаю, что отправлю тебя в объятия Хелы с максимально возможной скоростью и минимально возможной болью.

Одинсон покачал головой, и этого действия было достаточно, чтобы перед глазами все поплыло.

– Ты всерьез считаешь, Хрунгнир, что я приму такое вероломное предложение?

– Вероломное? Я обращаюсь с тобой как с почетным врагом, а ты...

– Почетным? Ты угрожал стенам Асгарда из за воображаемого оскорбления, ты похитил женщину, которая с младенчества меня воспитывала, ты...

– Воображаемого? Один выставил меня дураком!

– Нет, о могучий, дураком тебя выставили судьбы, мой отец лишь пролил свет на их решение.