Ей нужно привести дракона к его кладу. Нет смысла сражаться с ним здесь, у ручья, – Отера нужно победить в его пещере.

Сиф запрыгнула на полое дерево и перемахнула через горную гряду, едва избежав очередного выплеска пламени. Убрав Гуннвар в ножны, воительница взяла рог в правую руку и метнула в дракона.

Рог вонзился чудищу в ноздрю, заставив того снова завопить. Сиф побежала обратно к пещере, а в спину ей полетел крик Отера: «Ты заплатишь за это, девчонка! Моя месть будет страшной и беспощадной!»

И хотя ноги Сиф несли ее по плато очень быстро, крылья Отера оказались еще быстрее, и дракон приземлился у входа в пещеру прямо перед ней. Не замедляя шага, Сиф метнулась вправо, уворачиваясь от очередного сгустка пламени.

Перекувырнувшись и вскочив на ноги, воительница побежала к левому боку дракона. Местность работала ей на руку – Отеру было нелегко маневрировать на узком плато, а вот Сиф с легкостью воткнула Гуннвар между двух чешуек у него на боку. Затем она так же быстро выдернула клинок, не желая оставлять в шкуре чудища еще одно орудие.

Отер попытался было ударить ее хвостом, но Сиф легко перекатилась под ним и оказалась прямо под брюхом дракона. Она снова вскинула Гуннвар, и снова клинок вонзился в чешуйчатую шкуру. Чудище закричало от боли, а Сиф воспользовалась секундным замешательством, чтобы выбраться из под него. Затем она запрыгнула Отеру на спину и подобралась к своему мечу. Обхватив рукоять свободной рукой, она дернула изо всех сил. Меч вырвался на свободу, сопровождаемый приличной порцией крови дракона.

Затем Сиф перескочила на другую часть обширной спины Отера и дважды ударила, по разу каждым мечом. Словно комар, воительница порхала по спине дракона, больно жаля его то одним мечом, то другим, то двумя одновременно.

С каждым новым порезом Сиф чувствовала возбуждение битвы. Она мечтала об этом еще с тех пор, как была совсем маленькой, и по прежнему помнила свое первое настоящее испытание. Она постоянно фехтовала с другими учениками на уроках Тира, но в тренировочных боях на кон никогда не ставили ничего действительно серьезного. Нет, ее первое испытание настало, когда она ответила на призыв Одина к оружию и отправилась в Ванахейм, несмотря на то, что изначально Всеотец ее туда и не посылал. В особенности она помнила схватку с одним конкретным троллем. Он оказался таким массивным и неповоротливым, что каждое его действие было предсказуемым, и маленькая, гибкая Сиф с легкостью уворачивалась от каждого удара. Ее собственная сила еще не достигла максимума – Сиф по прежнему оставалась девочкой, а не могучей женщиной, в которую со временем вырастет, – но уже тогда она была крепче большинства окружающих и смогла одолеть мощного врага.

И победив своего первого противника в реальном бою, Сиф почувствовала себя более живой, чем за всю предыдущую, тогда еще очень короткую жизнь. Все остальное по сравнению с этим показалось вторичным – раздражение Тира, дружба Тора (на самом деле больше чем просто дружба, но пройдет еще много лет, прежде чем она это осознает), могущество Одина, любовь Хеймдалла и растерянность всех остальных ребят Асгарда, не понимающих, почему эта девчонка хочет присоединиться к мужчинам на поле брани. Все это угасло, уступив место стремлению остановить тех, кто посмел угрожать Ванахейму. Она перестала быть девочкой, женщиной, сестрой Хеймдалла или жительницей Асгарда. Она стала воительницей, и ничего не имело значения, кроме восторга от поединка. Когда она, Тор, Фандрал и остальные воины с триумфом вернулись в Асгард, Хеймдалл сказал ей: «Я всегда знал, сестричка, что ты такая же сильная, как и мужчины Асгарда, и сегодня ты это доказала». И хотя Хеймдалл никогда не говорил ничего подобного раньше, Сиф знала – ее брат обладает даром видеть неподвластное другим и, конечно, всегда знал, что его сестра рождена с сердцем воина.