Наконец Лэтимер вынужден был остановиться, и опять задумался.
Кто-нибудь из челяди лучше подошел бы для выполнения его замысла, чем раб с
плантации. Надо подождать, и кто-то из лакеев наверняка вскоре пройдет мимо.
Все они были его друзьями, и любой из них с радостью выполнит деликатное
поручение.
Лэтимер повернул назад, добрался до широкого пня от спиленного дуба.
Пристроившись на нем, он устроил наблюдательный пункт, откуда была видна
аллея, пронизанная игрой света и тени. Лэтимер сел, извлек из внутреннего
кармана блокнот с карандашом и торопливо набросал записку с короткой, но
очень настойчивой просьбой о встрече. Он вырвал листок, сложил его вчетверо
и приготовился ждать, пока случай пошлет ему нужного человека.
Тем временем сэр Эндрю продолжал неистовствовать, а Мендвилл и Миртль
сообща успокаивали его. Занятие это способствовало созданию их тесного,
очень отрадного и утешительного для Мендвилла союза. Он чувствовал, что вел
себя не лучшим образом. Поначалу он проявил похвальную сдержанность. Во
время спора держался в стороне, избегая открытых колкостей и насмешек в
адрес Лэтимера, хотя юный апостол свободы был для них весьма уязвим. Человек
менее тонкий никогда не упустил бы возможности продемонстрировать свое
остроумие, но Мендвилл неплохо разбирался в людях и понимал, что под
холодностью Миртль могла скрываться, пусть на время и заглушаемая, но
глубокая любовь к бывшему жениху. И если бы Мендвилл открыто выступил на
стороне врагов Лэтимера и проявил неприязнь к нему, то мог только вызвать
раздражение Миртль против самого себя. Мендвилл рискнул даже поставить под
сомнение свою храбрость и следовал роли невольного и сочувствующего зрителя
в тягостной сцене, пока в силу обстоятельств сам не стал действующим лицом.
Теперь он пытался загладить произведенное им, как он опасался, плохое
впечатление. Но, к его облегчению, выяснилось, что Миртль вполне оправдывала
его поведение, поверив, что оно продиктовано необходимостью, и не думала
держать на него зла.
Мендвилл не принадлежал к типу людей, льющих слезы над опрокинутым
молоком. Лэтимер уехал, и, следовательно, на услугах Фезерстона можно
поставить крест. Спасти можно только его жизнь. Однако жизнь Фезерстона
потеряла свою ценность и не вызывала большого сочувствия капитана.
Неизмеримо больше он был озабочен тем, чтобы, предстать в нужном свете,
изображая миротворца и человека широких взглядов. Когда сэр Эндрю, пылая
гневом, начал вспоминать задним числом, что он упустил в разговоре, ровный
голос Мендвилла, исполненный сочувствия к объекту его брани, подействовал на
него, как успокоительное.
- Сэр, мистер Лэтимер заслуживает сострадания. Молодой человек таких
способностей, таких достоинств - и совершает столь огромную ошибку! -
Мендвилл вздохнул, всем своим видом выражая бесконечное сожаление. |