Изменить размер шрифта - +

     --  Да!  -- сказал я  себе, а не  сумасшедшей  старухе. --  Неужели они
поплатились жизнью за такой пустяк? Вот уж поистине полный проигрыш!
     -- Дай твою руку,  голубчик, -- бормотала старуха,  -- дай, я предскажу
твою судьбу.
     -- Не  надо,  матушка,  -- ответил  я. --  Пока что  я  и сам  ее вижу.
Нехорошо заглядывать слишком далеко вперед.
     -- Твоя судьба у тебя на лбу написана, -- продолжала старуха. -- Есть у
тебя  славная  девушка с блестящими  глазками,  и есть  маленький человек  в
коричневой одежде,  и большой  человек  в пудреном парике,  а поперек  твоей
дороги, миленький мой, лежит тень виселицы. Покажи руку, голубочек, и старая
Меррен расскажет тебе все, как есть.
     Два  случайных совпадения -- Алан и дочь Джемса Мора!  -- поразили меня
так  сильно,  что,  швырнув  этому страшному существу  полпенни, я  бросился
прочь,  а  старуха все так  же  сидела  под качающимися тенями  повешенных и
играла монеткой.
     Идти по  мощенной  щебнем Лит-Уокской дороге было  бы гораздо приятнее,
если бы не эта встреча. Древний  вал тянулся между полей -- я никогда еще не
видел столь тщательно возделанной  земли; кроме того, мне было отрадно снова
очутиться в деревенской глуши; но в ушах у меня звенели кандалы на виселице,
перед глазами  мелькали ужимки и гримасы старой ведьмы, и мысль о повешенных
преследовала меня, словно дурной сон. Быть повешенным --  страшная участь; а
что  привело человека на виселицу -- два  ли  шотландских  шиллинга или, как
сказал мистер Стюарт, чувство  долга, то, если он  закован в  цепи,  вымазан
дегтем и повешен, разница не очень велика. Вот  так же может  висеть и Дэвид
Бэлфур, и какие-то юнцы, проходя мимо по своим делам, мельком подумают о нем
и  забудут, а старая полоумная ведьма будет сидеть у столба  и предсказывать
им судьбу,  а  чистенькие красивые девушки  мимоходом взглянут, отвернутся и
заткнут носик. Я представлял себе их очень ясно -- у них серые глаза и шарфы
цвета Драммондов на шляпках.
     Я был сильно подавлен всем этим, но  решимость  моя ничуть не ослабела,
когда я увидел перед собой  Пилриг, приветливый дом с остроконечной кровлей,
стоявший  у  дороги  среди  живописных  молодых  деревьев.  У дверей  стояла
оседланная лошадь хозяина; он принял меня в своем кабинете, среди  множества
ученых книг и  музыкальных инструментов,  ибо  он был  не  только  серьезным
философом, но  и  неплохим музыкантом.  Он сердечно поздоровался со  мной и,
прочитав письмо Ранкилера, любезно сказал, что он к моим услугам.
     --  Но  что же,  родич мой  Дэвид,  -- ведь  мы  с  вами,  оказывается,
двоюродная  родня? что же  я могу для вас сделать?  Написать Престонгрэнджу?
Разумеется, это мне нетрудно. Но что я должен написать?
     -- Мистер  Бэлфур,  -- сказал я,  --  если  бы  я  поведал вам всю свою
историю  с начала  до конца, то мне думается  --  и мистер  Ранкилер того же
мнения, -- что вам она пришлась бы не по душе.
     -- Очень прискорбно слышать это от родственника, -- сказал он.
Быстрый переход