Письма, разумеется, прибыли на старый адрес, мне отдали их, когда я
пришел к обеду, и от неожиданности я выболтал все новости в тот же миг, как
прочел их. Эти новости были приятным развлечением для всех троих, и никто не
мог предвидеть дурных последствий. По воле случая все три письма прибыли в
один день и попали мне в руки в присутствии Джемса Мора, и, видит бог, все
события, вызванные этим, которых, вовсе не случилось бы, если б я придержал
язык, были предопределены еще до того, как Агрикола пришел в Шотландию или
Авраам отправился в свои странствия.
Прежде всего я, конечно, вскрыл письмо Алана и, вполне естественно,
сразу рассказал, что он собирается меня навестить, но при этом от меня не
укрылось, что Джемс подался вперед и насторожился.
-- Это случайно не Алан Брек, которого подозревают в эпинском убийстве?
-- спросил он.
Я подтвердил, что это тот самый Алан, и Джемс оторвал меня от других
писем, расспрашивая, как мы познакомились, как Алан живет во Франции, о чем
я почти ничего не знал, и скоро ли он собирается приехать.
-- Мы, изгнанники, стараемся держаться друг друга, -- объяснил он. --
Кроме того, я его знаю, и хотя этот человек низкого происхождения и, по сути
дела, у него нет права называться Стюартом, все восхищались им в день битвы
при Драммосси. Он вел себя, как настоящий солдат. И если бы некоторые, кого
я не стану называть, дрались не хуже, конец ее не был бы так печален. В тот
день отличились двое, и это нас связывает.
Я едва удержался, чтобы не обругать его, и даже пожелал, чтобы Алан был
рядом и поинтересовался, чем плоха его родословная. Хотя, как говорили, там
и в самом деле не все было гладко.
Тем временем я вскрыл письмо мисс Грант и не удержался от радостного
восклицания.
-- Катриона! -- воскликнул я, впервые со дня приезда ее отца забыв, что
должен называть ее "мисс Драммонд". -- Мое королевство теперь принадлежит
мне, я лорд Шос -- мой дядя наконец умер.
Она вскочила и захлопала в ладоши. Но в тот же миг нас обоих отрезвила
мысль, что радоваться нечему, и мы замерли, печально глядя друг на друга.
Джемс, однако же, предстал во всем своем лицемерии.
-- Дочь моя, -- сказал он, -- неужели мой родич не научил тебя
приличию? Мистер Дэвид потерял близкого человека, и мы должны утешить его в
горе.
-- Поверьте, сэр, -- сказал я, поворачиваясь к нему и едва сдерживая
гнев, -- я не хочу притворяться. Весть о его смерти -- самая счастливая в
моей жизни.
-- Вот речь настоящего солдата, -- заявил Джемс. -- Ведь все мы там
будем, все. И если этот джентльмен не пользовался вашей благосклонностью,
что ж, тем лучше! Мы можем по крайней мере поздравить вас с вводом во
владение.
-- И поздравлять тоже не с чем, -- возразил я с горячностью. -- Имение,
конечно, прекрасное, только на что оно одинокому человеку, который и так ни
в чем не нуждается? Я бережлив, получаю хороший доход, и, кроме смерти
прежнего владельца, которая, как ни стыдно мне в этом признаться, меня
радует, я не вижу ничего хорошего в этой перемене. |