Угроза попасть в рабство, погибнуть в
кораблекрушении, угроза умереть от шпаги или пули -- все это я вынес с
честью, но угроза, которая таилась в пронзительном голосе и жирном лице
Саймона, бывшего лорда Ловэта, страшила меня, как ничто другое.
Я присел у озера, где сбегали в воду камыши, окунул руки в воду и
смочил виски. Если бы не боязнь лишиться остатков самоуважения, я бы бросил
свою безрассудную дерзкую затею. Но -- называйте это отвагой или трусостью,
а, по-моему, тут было и то и другое -- я решил, что зашел слишком далеко и
отступать уже поздно. Я не поддался этим людям, не поддамся им и впредь.
Будь что будет, но я должен стоять на своем.
Сознание своей стойкости несколько приободрило меня, но не слишком.
Где-то в сердце у меня словно лежал кусок льда, и мне казалось, что жизнь
беспросветно мрачна и не стоит того, чтобы за нее бороться. Я вдруг
почувствовал острую жалость к двум существам. Одно из них -- я сам, такой
одинокий, среди стольких опасностей. Другое -- та девушка, дочь Джемса Мора.
Я мало говорил с ней, но я ее рассмотрел и составил о ней свое мнение. Мне
казалось, что она, совсем как мужчина, ценит превыше всего незапятнанную
честь, что она может умереть от бесчестья, а в эту самую минуту, быть может,
ее отец выменивает свою подлую жизнь на мою. Мне подумалось, что наши с ней
судьбы внезапно переплелись. До сих пор она была как бы в стороне от моей
жизни, хотя я вспоминал о ней со странной радостью; сейчас обстоятельства
внезапно столкнули нас ближе -- она оказалась дочерью моего кровного врага
и, быть может, даже моего убийцы. Как это жестоко, думал я, что всю свою
жизнь я должен страдать и подвергаться преследованиям из-за чужих дел и не
знать никаких радостей.
Я не голодаю, у меня есть кров, где я могу спать, если мне не мешают
тяжелые мысли, но, кроме этого, мое богатство ничего мне не принесло. Если
меня приговорят к виселице, то дни мои, конечно, сочтены; если же меня не
повесят и я выпутаюсь из этой беды, то жизнь будет тянуться еще долго и
уныло, пока не наступит мой смертный час. И вдруг в памяти моей всплыло ее
лицо, такое, каким я видел его в первый раз, с полуоткрытыми губами; я
почувствовал замирание в груди и силу в ногах и решительно направился в
сторону Дина. Если меня завтра повесят и если, что весьма вероятно, эту ночь
мне придется провести в тюрьме, то напоследок я должен еще раз увидеть
Катриону и услышать ее голос.
Быстрая ходьба и мысль о том, куда я иду, придали мне бодрости, и я
даже чуть повеселел. В деревне Дин, приютившейся в долине у реки, я спросил
дорогу у мельника; он указал мне ровную тропинку, по которой я поднялся на
холм и подошел к маленькому опрятному домику, окруженному лужайками и
яблоневым садом. Сердце мое радостно билось, когда я вошел в садовую ограду,
но сразу упало, когда я столкнулся лицом к лицу со свирепого вида старой
дамой в мужской шляпе, нахлобученной поверх белого чепца. |