Изменить размер шрифта - +
  Угроза  попасть   в  рабство,  погибнуть  в
кораблекрушении,  угроза  умереть  от  шпаги или пули --  все это  я вынес с
честью, но  угроза,  которая  таилась  в пронзительном голосе  и жирном лице
Саймона, бывшего лорда Ловэта, страшила меня, как ничто другое.
     Я присел у  озера,  где  сбегали в  воду камыши, окунул  руки в  воду и
смочил виски. Если бы не  боязнь лишиться остатков самоуважения, я бы бросил
свою безрассудную дерзкую затею. Но --  называйте это отвагой или трусостью,
а,  по-моему, тут было и то и другое -- я решил, что зашел слишком далеко  и
отступать  уже поздно. Я не  поддался этим людям,  не поддамся  им и впредь.
Будь что будет, но я должен стоять на своем.
     Сознание своей  стойкости  несколько приободрило меня,  но  не слишком.
Где-то в сердце у  меня словно лежал кусок льда, и мне казалось,  что  жизнь
беспросветно мрачна  и  не  стоит  того,  чтобы за  нее  бороться.  Я  вдруг
почувствовал  острую жалость к  двум существам. Одно из них -- я сам,  такой
одинокий, среди стольких опасностей. Другое -- та девушка, дочь Джемса Мора.
Я мало  говорил с ней, но я ее рассмотрел и составил  о ней свое мнение. Мне
казалось,  что она,  совсем  как  мужчина, ценит превыше всего незапятнанную
честь, что она может умереть от бесчестья, а в эту самую минуту, быть может,
ее отец выменивает свою подлую  жизнь на мою. Мне подумалось, что наши с ней
судьбы внезапно переплелись. До  сих пор она была как  бы  в стороне от моей
жизни, хотя я  вспоминал о ней со  странной радостью; сейчас  обстоятельства
внезапно столкнули нас  ближе --  она оказалась дочерью моего кровного врага
и,  быть может, даже моего убийцы. Как  это жестоко,  думал  я, что всю свою
жизнь я  должен страдать и  подвергаться преследованиям из-за чужих дел и не
знать никаких радостей.
     Я не голодаю, у меня есть  кров,  где я могу спать,  если мне не мешают
тяжелые мысли, но,  кроме этого, мое богатство ничего мне не  принесло. Если
меня приговорят к виселице,  то дни мои,  конечно, сочтены; если же  меня не
повесят и я  выпутаюсь из  этой беды, то жизнь  будет тянуться еще  долго  и
уныло, пока не наступит  мой смертный час. И вдруг  в памяти моей всплыло ее
лицо, такое,  каким я видел  его в  первый  раз, с  полуоткрытыми губами;  я
почувствовал  замирание в груди  и  силу в ногах и решительно  направился  в
сторону Дина. Если меня завтра повесят и если, что весьма вероятно, эту ночь
мне придется  провести  в тюрьме, то  напоследок  я должен  еще раз  увидеть
Катриону и услышать ее голос.
     Быстрая  ходьба и  мысль о том,  куда я иду,  придали мне бодрости, и я
даже чуть повеселел. В деревне Дин, приютившейся  в долине у реки, я спросил
дорогу у мельника; он указал  мне ровную тропинку,  по которой я поднялся на
холм  и  подошел к  маленькому  опрятному  домику, окруженному  лужайками  и
яблоневым садом. Сердце мое радостно билось, когда я вошел в садовую ограду,
но  сразу  упало, когда я столкнулся лицом к  лицу со свирепого  вида старой
дамой в мужской шляпе, нахлобученной поверх белого чепца.
Быстрый переход