|
Во мне заговорило мое воспитание: я вырос не на сладких бисквитах, а на черством хлебе правды. Я знал, что не может быть мужем тот, кто еще не готов стать отцом; а такой юнец, как я, в роли отца был бы просто смешон. Погруженный в эти мысли, примерно на полпути к городу я увидел шедшую мне навстречу девушку, и смятение мое возросло. Мне казалось, что я мог так много сказать ей, но начать было не с чего; и, вспомнив, как я был косноязычен сегодня утром в гостиной генерального прокурора, я думал, что сейчас совсем онемею. Но стоило ей подойти ближе, как мои страхи улетучились, и даже эти мои тайные мысли меня больше ничуть не смущали. Оказалось, что я могу разговаривать с нею свободно и рассудительно, как разговаривал бы с Аланом. -- О! -- воскликнула она. -- Вы приходили за своими шестью пенсами! Вы их получили? Я ответил, что нет, но поскольку я ее встретил, значит, прошелся не зря. -- Хотя я вас сегодня уже видел, -- добавил я и рассказал, когда и где. -- А я вас не видела, -- сказала она. -- Глаза у меня не маленькие, но я плохо вижу вдаль. Я только слышала пение. -- Это пела мисс Грант, -- сказал я, -- старшая и самая красивая из дочерей Престонгрэнджа. -- Говорят, они все очень красивые. -- То же самое они думают о вас, мисс Драммонд, -- ответил я. -- Они все столпились у окна, чтобы на вас посмотреть. -- Как жаль, что я такая близорукая, -- сказала Катриона. -- Я бы тоже могла их увидеть. Значит, вы были там? Наверное, славно провели время: хорошая музыка и хорошенькие барышни! -- Нет, вы ошибаетесь, -- сказал я. -- Я чувствовал себя не лучше, чем морская рыба на склоне холма. По правде сказать, компания грубых мужланов подходит мне куда больше, чем общество хорошеньких барышень. -- Да, мне тоже так кажется, -- сказала она, и мы оба рассмеялись. -- Странная вещь, -- сказал я. -- Я ничуть не боюсь вас, а от барышень Грант мне хотелось поскорее сбежать. И вашу родственницу я тоже боюсь. -- Ну, ее-то все мужчины боятся! -- воскликнула Катриона. -- Даже мой отец. Упоминание об отце заставило меня умолкнуть. Идя рядом с Катрионой, я смотрел на нее и вспоминал этого человека, все немногое, что я о нем знал, и то многое, что я в нем угадывал; я сопоставлял одно с другим и понял, что молчать об этом нельзя, иначе я буду предателем. -- Кстати, о вашем отце, -- сказал я. -- Я видел его не далее, как сегодня утром. -- Правда? -- воскликнула она с радостью в голосе, прозвучавшей для меня укором. -- Вы видели Джемса Мора? И, быть может, даже разговаривали с ним? -- Даже разговаривал, -- сказал я. И тут все обернулось для меня как нельзя хуже. Она взглянула на меня полными благодарности глазами. |
