- Принесите  соли,  -  сказал  Мередит  Иеремии. Когда старик вернулся,

Мередит  высыпал  соль  на ее подставленную ладонь. - Съешьте! - скомандовал

он.

     - Меня  от нее тошнит, - воспротивилась девушка, но он промолчал, и она

слизнула  соль  с  ладони. Иеремия подал ей кружку с водой, и она сполоснула

рот.

     - Теперь вам нужно отдохнуть, - сказал Мередит.

     - Хорошо,  -  пообещала  она.  -  Но немножко погодя. - Она не торопясь

встала. Ноги не подогнулись, и она поблагодарила старика и доктора.

     Торопясь  укрыться  от  их  заботливых  взглядов,  Исида  направилась к

фургону Иеремии и забралась внутрь, где раненый продолжал спать.

     Исида  придвинула  табурет к постели и села. Ей стало совсем нехорошо -

она ощутила близость смерти.

     Отогнав  эти  мысли,  она  протянула  тонкую  руку  и коснулась пальцев

спящего.  Закрыв  глаза,  она позволила себе утонуть в его памяти, опускаясь

все  ниже  и  ниже  сквозь  слои  его взрослости и подростковости, ничего не

воспринимая, пока не добралась до его детства.

     Два  мальчика.  Братья.  Один  застенчивый,  чувствительный,  другой  -

задиристый  буян.  Любящие  родители,  фермеры.  Потом  явились  разбойники.

Кровопролитие,  убийства,  мальчики  спаслись.  Мучительное  горе,  трагедия

подействовали на них по-разному, и один стал разбойником, а другой...

     Исида   судорожно   вернулась   в  явь,  забыв  про  свое  недомогание,

всматриваясь  в  спящего.  "Я гляжу в лицо легенды", - подумала она. И вновь

слилась с ним.

     Взыскующий   Иерусалима,  преследуемый  прошлым,  терзаемый  мыслями  о

будущем,  разъезжающий  по  диким  землям  в  поисках...  города?  Да, но не

только.  В  поисках  ответа,  в  поисках  причины  своего  бытия. И во время

поисков  останавливаясь,  чтобы  сразиться с разбойниками, навести порядок в

селениях,  сражать  богопротивных  злодеев.  И все время скитаясь, скитаясь,

находя   гостеприимство   только   тогда,   когда  кому-то  требовались  его

пистолеты,  и  почти  изгоняемый,  чуть только злодеи бывали убиты и нужда в

нем отпадала.

     Исида  вновь  вырвалась  в  явь,  растерянная, угнетенная - и не просто

из-за  воспоминаний  о  постоянных  смертях  и,  схватках,  но  и  из-за его

душевной    муки.   Застенчивый   чувствительный   ребенок   стал   символом

беспощадности,  которого  страшатся  и избегают, и каждое убийство погребало

его душу под новым слоем льда. Вновь она слилась с ним.

     Она/он  подверглась  нападению.  Из  ночной  мглы выбегают враги. Треск

выстрелов.  Шорох  позади  нее/него. Взведя курок, Исида/Шэнноу стремительно

оборачивается,  уже  стреляя.  Ребенок  отброшен  назад, вместо груди у него

рваная рана.