- Cinquante quatre, quatre vingt dix [пятьдесят четыре (франка),
девяносто (сантимов) (фр.)], - назвала цену плотная немолодая женщина за
прилавком.
Немец не понял ее скороговорки. Она несколько раз повторила; тогда он
придвинул к ней лежащий рядом блокнот, и она написала на листке сумму.
Немец взял блокнот, посмотрел изучающим взглядом. Потом старательно вывел
под цифрами свою фамилию и номер части, оторвал листок и подал женщине.
- Вам заплатят после, - кое-как выговорил он по-французски. И собрал
отложенное платье.
- Не забирайте вещи, пока не заплатили, - запротестовала женщина. - Мой
муж... он будет очень недоволен. Он страшно рассердится. Право, мсье...
это просто невозможно.
- Так хорошо, - равнодушно сказал немец. - Вам заплатят после. Это
хорошая реквизиция.
- Ничего хорошего тут нет, - гневно сказала хозяйка. - Надо платить
деньгами.
- Это есть деньги, хорошие германские деньги, - ответил санитар. - Если
вы не верите, я позову военную полицию. И пускай ваш муж берет наши
германские деньги и говорит спасибо. Может быть, он еврей? Мы умеем
обращаться с евреями.
Женщина ошеломленно уставилась на немца. В лавке стало очень тихо;
потом санитар собрал свои покупки и важно вышел. Женщина смотрела ему
вслед, растерянно теребя клочок бумаги.
Хоуард выступил вперед и привлек ее внимание. Она очнулась и показала
ему детские штанишки. Хоуард посоветовался с Розой о цвете и фасоне,
выбрал пару для Шейлы, уплатил три франка пятьдесят сантимов и тут же в
магазине надел девочке обнову.
Хозяйка стояла и перебирала его три с половиной франка.
- Вы не немец, мсье? - спросила она хмуро и опять взглянула на деньги.
Хоуард покачал головой.
- А я думала, немец. Может, фламандец?
Нельзя было признаваться, кто он по национальности, но в любую секунду
кто-нибудь из детей мог его выдать. Старик направился к двери.
- Норвежец, - сказал он наобум. - Моя родина тоже пострадала.
- Я так и думала, что вы не француз, - сказала женщина. - Уж и не знаю,
что только с нами будет.
Хоуард вышел из лавки и прошел немного по Парижской дороге в надежде
никого там не встретить. В город входили еще и еще германские солдаты.
Хоуард шел некоторое время в этом все густеющем потоке, напряженный,
ежеминутно опасаясь разоблачения. Но вот наконец и шесть часов; он
повернул назад, к госпиталю.
Детей он оставил возле церкви.
- Не отпускай их от себя, - сказал он Розе. - В госпиталь я зайду
только на минуту. Подождите меня здесь.
Он вошел в палатку, усталый, измученный опасениями. Санитар еще издали
его заметил.
- Подождите здесь, - сказал он. - Я доложу Herr Oberstabarzt [господину
главному врачу (нем.)].
Он скрылся в палатке. Старик остался у входа и терпеливо ждал. Вечер
наступал прохладный, теплые лучи солнца были приятны. |