|
- Ну вот, - сказала наконец Николь, отступила и оглядела плоды их трудов. - Лучше уже не получится. - И нерешительно посмотрела на старика. - Вы сможете на этом уснуть, мсье Хоуард? - Конечно, моя дорогая. Она коротко засмеялась: - Тогда попробуем. Он стоял над двумя тюфяками с одеялом в руке и смотрел на нее. - Могу я задать вам еще один вопрос? Николь посмотрела ему прямо в глаза. - Да, мсье. - Вы были очень добры ко мне, - тихо сказал Хоуард. - Мне кажется, теперь я понимаю. Это ради Джона? Долгое молчание. Девушка застыла, глядя куда-то вдаль. - Нет, - наконец сказала она. - Это ради детей. Он не совсем понял, о чем она, и промолчал. - Теряешь веру, - тихо сказала Николь. - Думаешь, что все - ложь, все плохо. Хоуард посмотрел с недоумением. - Я никак не думала, что кто-то может быть таким же добрым и смелым, как Джон, - сказала она. - Но я ошибалась, мсье. Есть и еще такой человек. Его отец. Она отвернулась. - Итак, надо спать. Теперь она говорила деловито, почти холодно; старику показалось, она воздвигает между ними преграду. Он не обиделся, он понял, откуда эта резкость. Она не хочет, чтобы он еще о чем-то спрашивал. Не хочет больше говорить. Он лег на тюфяк, поправил жесткую соломенную подушку и завернулся в одеяло. Девушка устроилась на своей постели по другую сторону от спящих детей. Хоуард лежал без сна, мысли обгоняли друг друга. Что-то было между этой девушкой и Джоном; пожалуй, он и прежде смутно об этом догадывался, но догадка не всплывала на поверхность сознания. А теперь вспоминалось: пока он был в доме Ружеронов, то и дело проскальзывали какие-то намеки. Так неожиданно повторила она обычное присловье Джона о коктейле, вдруг сказала по-английски "глотнуть горячительного полезно", - теперь он припомнил, как от этих ее слов что-то больно дрогнуло внутри, и все же он не понял... Так насколько же тесной была эта дружба? Они часто переписывались и даже встретились в Париже перед самой войной. Прежде он об этом не подозревал. Но сейчас, мысленно перебирая прошлое, вспомнил - тогда, в июне, два раза подряд мальчик не навещал его в субботу и воскресенье; он-то думал, что обязанности командира эскадрильи помешали сыну повидаться с ним или хотя бы позвонить. Может быть, тогда Джон и ездил в Париж? Да, наверно, так. Его мысли вернулись к Николь. Еще недавно она ему казалась престранной молодой особой; теперь о ней думалось по-иному. Он смутно начал понимать, как непросто ее положение из-за Джона и из-за него, Хоуарда. Матери она, видно, очень мало рассказала о Джоне; она затаила свое горе и молчала, ничем его не выдавая. И вдруг, нежданно-негаданно, в дверь стучится отец Джона. К ее тайному горю он прибавил еще и смятение. Старик опять беспокойно повернулся на своей постели. Надо оставить ее в покое, пусть говорит, если захочет, а если нет - пускай хранит молчание. |
