|
- Завтра в восемь утра идет поезд на Брест. Мы доедем им до самого Ландерно. Она пояснила, что немецкий офицер дал разрешение на проезд. И показала бумагу, которую он ей дал. - Сегодня надо будет переночевать на пункте для беженцев, - сказала она. - По этому пропуску нас там примут. Лучше нам пойти туда, мсье. Так все делают. Хоуард согласился. - А где это? - спросил он. - В Cinema du Monde [кинотеатр "Мир" (фр.)], - ответила Николь. - Первый раз в жизни буду спать в кино. - Я очень огорчен, что своими злоключениями довел вас до этого, мадемуазель, - сказал старик. - Ne vous en faites pas [не волнуйтесь, пусть это вас не беспокоит (фр.)], - улыбнулась Николь. - Может быть, когда хозяйничают немцы, там будет чисто. Мы, французы, не умеем так наводить порядок. Они предъявили у входа пропуск, вкатили в зал кинотеатра коляску и огляделись. Все стулья были убраны, вдоль стен уложены груды тюфяков, набитых старой соломой. Народу было немного: немцы все строже ограничивали возможность передвижения, и поток беженцев стал гораздо меньше. Старая француженка выдала всем по тюфяку и одеялу и показала угол, где они могли пристроиться особняком от остальных. - Малышам тут спокойней будет спать, - сказала она. У стола в конце зала бесплатно давали суп; его разливал все с той же натянутой улыбкой казенного добродушия повар-немец. Чае спустя детей уложили. Хоуард не решился их оставить, сел рядом и прислонился спиной к стене; он смертельно устал, но еще не в силах был уснуть. Николь вышла и вскоре вернулась с пачкой солдатских сигарет. - Возьмите, - сказала она. - Я знаю, вы курите хорошие, дорогие, только побоялась взять, это было бы неосторожно. Он был не такой уж ярый курильщик, но, тронутый ее вниманием, с благодарностью взял сигарету. Николь налила ему в кружку немного коньяку, добавила воды из-под крана; это питье освежило его, а сигарета успокоила. Николь подошла, села рядом, прислонилась к стене. Вполголоса потолковали о своей поездке, о планах на завтра. Потом, опасаясь, как бы их не подслушали, Хоуард переменил разговор и спросил Николь об отце. Сверх того, что он уже знал, она не так много могла рассказать. Ее отец был комендантом форта на линии Мажино, под Метцем; с мая о нем не было никаких вестей. - Мне очень, очень жаль, мадемуазель, - сказал старик и, помолчав, прибавил: - Мне тоже знакома эта тревога... очень знакома. Она надолго омрачает все дальнейшее. - Да, - тихо сказала Николь. - День за днем ждешь, ждешь. А потом приходит письмо или телеграмма, и страшно вскрыть и увидеть, что там. - Она помолчала минуту. - И наконец вскрываешь... Хоуард кивнул. Он отлично ее понимал, ведь и он прошел через это испытание. Вот так же и он ждал, ждал, когда Джон пропал без вести. Ждал три дня; а потом пришла телеграмма. |
