Изменить размер шрифта - +
Забавляется девочка, развлекается. «В каком виде ты предпочитаешь?» Вот только глаза цвета лаванды глядят серьезно, и столь же серьезно глядит на него округлый свод животика над самой густой порослью черных волос, какую он когда‑либо видел. Впрочем, можно ведь сочетать серьезность с весельем, более того, Ла Брава именно в этом видел рецепт счастья, если у счастья есть рецепт. «В каком виде ты предпочитаешь?» А он, тонкий художник, должен подать свою реплику тихим, задушевным голосом:

– В натуральном виде, дорогая!

Почти незаметная пауза:

– Ты будешь меня фотографировать?

И Ла Брава ответил искренне, уже совсем всерьез:

– Боюсь, что нет.

 

Как только Кундо Рей вспоминал про того парня в кресле‑качалке, у него перед глазами вновь возникала картина, как Ричард отъезжает в его прекрасной черной машине, а об этом кубинцу вовсе не хотелось вспоминать. Но этот парень и Ричард неразрывно связаны. Придется что‑то сделать с этим парнем.

Кундо сидел в вестибюле отеля «Ла Плайа» и ждал Хавьера, поигрывая сережкой. Хавьер тоже побывал в «Камбинадо», теперь у него свое дело. Он уже предлагал снабдить Кундо всем необходимым.

Ну и местечко– плитки пола потрескались, раскололись, некоторых недостает. Отель напоминал Кундо «Камбинадо дель Эсте», постояльцы сильно смахивали на заключенных. Однако в «Камбинадо дель Эсте» было почище, тюрьму только недавно построили.

Сравнивал Кундо гостиницу и с «Отель Националь» в Гаване. «Отель Националь» не уступал этой дыре в запущенности, но люди там не были похожи на заключенных, там жили пропахшие чесноком русские, громко болтавшие, вечно жалующиеся, – они хныкали, точно дети, оставшиеся без обеда, ворчали не по делу. Что они смыслили в жизни? Им бы поработать на стройке в Аламаре, по двенадцать часов в день вдыхая цементную пыль. Тот русский был не то инженером, не то каким‑то техником, у него водился шоколад, целые плитки, и водка, в номере валялись пачки презервативов, порнографические открытки из НьюЙорка. Русский ненавидел Кубу. Скажет, бывало, с растяжечкой, обдавая чесночной вонью: «Кууба», – и сплюнет на пол. Кундо Рей томился, мечтая поскорее уйти, из ненависти к русскому он решил вступиться за свою страну и поздно ночью вернулся в его комнату. Его чуть было не приговорили к смерти из‑за этого русского, которого он пристрелил из его же собственного пистолета.

Ладно, что сделано, то сделано.

И вновь его мысль вернулась к парню в креслекаталке: это дело еще не было сделано.

Много ли парней, проживающих в гостинице «Делла Роббиа», фотографирует людей исподтишка, с большого расстояния, используя телескопические линзы? Все ясно: это тот самый парень, который сфотографировал Ричарда, о черт, снова перед глазами возникла картина, как Ричард отъезжает в его «понтиаке»!

И тут в холле появился некий Давид Вега. Давид Вега все поглядывал на Кундо, словно пытаясь вспомнить его, но заговорить с ним не решался, так что Кундо предпочитал краем глаза следить за этим типом.

Когда пришел Хавьер, Давид Вега все еще торчал в холле, пил кока‑колу из автомата. Кундо не стал приветствовать Хавьера, притворился, будто не замечает его. Хавьер все понял и поступил точно так же.

Выждав несколько минут, Кундо поднялся к Хавьеру в номер. Он взял из его рук непременный стакан рома, вежливо выслушал Хавьера: тот‑де намерен перебраться в Южный Майами. Спешить обоим было некуда. Слушая Хавьера, он хотя бы отвлекся от мыслей о своей машине, попавшей в лапы этого чудища болотного. Допив ром, Хавьер выволок из кладовки здоровенный металлический кейс, набрал нужную комбинацию и открыл крышку, показывая товар.

– Пушки на любой вкус, – похвастался Хавьер. – Для парня из Мариэля – все по оптовой цене.

Быстрый переход