приплывало к  краю озерной деревни и громко, требовательно ревело. Навстречу

ему выходил Бротгар  -- только у вождя  хватало силы и  твердости бросить  в

раскрывавшуюся пасть жалобно пищавшего нагого ребенка, а затем -- и второго;

случалось, что и третьего... Большего тварь не требовала никогда.

     Для  огромного зверя трапеза казалась на  удивление небольшой, но лапач

удовлетворялся  и  этим,  сыто  отрыгивал   и  неспешно  уплывал,  не  забыв

прополоскать после еды рот. Как-то  раз молодая мать,  у которой только  что

отняли  малыша,  обезумев от горя,  бросилась  в изрыгаемую  чудовищем воду.

Лапач ее не тронул, с ней покончили другие болотные твари...

     Обычно  женщины  кидали  жребий  --  чей  младенец послужит  платой  за

три-четыре декады  относительно спокойной жизни. Страшный выбор делался лишь

в  самый последний момент, когда  тварь  уже  вплывала в  селение,  и Блейд,

услышав об этом,  лишь молча покивал  -- нельзя мучить людей ожиданием столь

страшной потери.  Он вспомнил голубые  глазенки  и  безмятежную улыбку Асты,

когда  ее вынесли к нему  из приемной камеры  телепортатора... вспомнил, как

непривычно сладко заныло тогда сердце... Он закрыл  глаза, стиснул челюсти и

на миг умчался далеко-далеко от лесов и болот Гартанга.

     Потом ощущение реальности вновь  вернулось к страннику.  Он находился в

жалкой нищей  лачуге,  в поселении народа,  забытого  и Богом, и дьяволом, у

людей, чья жизнь казалась непрерывной чередой несчастий и бед. И он поклялся

самой  страшной клятвой  -- памятью отца и матери -- что доберется до  этого

лапача. Доберется, чего бы это не стоило!

     Да,  он  сделает  это! Чучело монстра украсит ограду вокруг  деревни, а

ожерелье  из  его  клыков...  ожерелье он, пожалуй,  подарит  Наоми...  если

встретится с ней или... или Тамар?

     Зеленые глаза  в упор  смотрели на Блейда, и читалось в  них  теперь не

насмешка, не любопытство,  а  нечто совсем иное -- глубокое, тайное, скрытое

от  всех  страдание.  Тамар испытала боль... жуткую,  непереносимую  боль...

может,  тоже лишилась ребенка? И стала такой, какой представлялась сейчас --

разбитной ненасытной охотницей, старавшейся хотя бы притупить горе?

     Нет,  что  ни  говори,  середина  пятого   десятка   тоже   имеет  свои

преимущества... например, можешь читать по глазам, словно в книге...

     Лыска подозрительно шмыгнул носом, утер грязным костлявым кулаком глаза

и продолжал. Теперь  речь шла о сильных и слабых сторонах лапача,  правда, с

последними дело обстояло плохо -- слабых мест  у  монстра,  по мнению Лыски,

вообще не имелось.

     Двадцати пяти футов длиной и почти пяти -- толщиной, лапач был странной

смесью крокодила и  анаконды  -- только куда крупнее  их обоих. Облаченный в

непробиваемую  чешуйчатую  броню, он  обладал тремя парами лап --  передними

хватательными,  сильными  и отлично  развитыми,  и четырьмя  рудиментарными,

где-то  на брюхе. Тем  не  менее, монстр  умел кое-как передвигаться на этих

своих  "рудиментах",  особенно  на  мелких местах.