– Ну не знаю я, не знаю! – горячо заверил Фрол. – Вы что, подозреваете меня в чем‑то, что ли?

– Нет, но я должен найти преступников. Кто‑нибудь может подтвердить, что с понедельника до среды вы находились на даче Рудинской в Белощапове?

– А почему… почему это нужно подтверждать? Вы что, сомневаетесь, что я говорю правду? Зачем мне врать? – побледнев, заерзал на стуле Фрол. – В конце концов, спросите об этом у Рудинской. Нет здесь никакой тайны – она не замужем, совершеннолетняя, да и я разведен, мне двадцать шесть, я имею право…

Фрол осекся и замолчал, наткнувшись на неожиданно похолодевший взгляд следователя. Протопопов смотрел на него пристально, неподвижно, словно хотел навязать игру в гляделки – если отведет глаза, значит, врет. Фрол «игры» не принял.

– Мы не можем спросить об этом у Рудинской, Фрол Игнатьевич, потому что ее нигде нет. Понимаете?

– Как это нет? Я ушел от нее утром, в начале пятого, после того как позвонили ее родители. Они собирались приехать на дачу с какой‑то компанией из Петербурга, и я не хотел, чтобы нас видели вместе.

Протопопов встал, отошел к окну и, повернувшись к Фролу спиной, высморкался в платок.

– Откуда вы об этом знаете? – спросил, закрыв форточку.

– Она сказала. Я проснулся в четыре часа, было еще темно. Услышал, как она говорила с кем‑то по телефону. Говорила, что дома ей скучно и она ночует у двоюродной сестры. Потом объяснила мне, что звонили родители, обещали приехать к восьми часам. Ближайший автобус должен был проходить в девять с чем‑то, я решил пройтись пешком до трассы и добраться до Коломны попутной машиной.

Протопопов слушал молча. Фролу хотелось, чтобы он задал какой‑нибудь наводящий вопрос, потому что опасался наговорить лишнего, но тот молчал, глядя на него снисходительно: ну, ну, давай, говорили его глаза, ври дальше.

– Продолжайте, Фрол Игнатьевич.

– Что… продолжать? – совсем растерялся

Фрол. – Дальше я так и сделал – дошел до Рязанской трассы, сел в «КамАЗ» и доехал до станции Голутвин, там взял билет и двенадцатичасовой электричкой прибыл в Москву на Казанский вокзал. Какое все это имеет отношение ко взлому моей квартиры и нападению на меня, не понимаю!

Следователь вернулся за стол, вздохнул. Дописал что‑то в протоколе, придвинул листы к Фролу.

– Имеет, Фрол Игнатьевич, имеет, – сказал негромко. – Я так думаю, хотя толком еще не знаю, какое именно.

– А почему вы так думаете? – совсем уж занервничал Фрол.

– Отнесем это к тайне следствия. На каждом листе, пожалуйста: «С моих слов записано верно» – и распишитесь.

ГЛАВА 11

Едва Богданович успел переехать из Архангельска в Поморск, начальник местного торгового управления принес ему в гостиницу телеграмму, извещавшую о смерти жены Киры. Телеграмма выпала из руки, он побледнел, будто кумачовый лоскут, опущенный в хлорку, обмяк и, несомненно, рухнул бы на пол, если бы его не подхватили и не уложили на кровать. Ничего, что было с ним дальше – как его везли в аэропорт, как провожали до самого трапа, а потом стюардесса в течение полета все подходила и подавала пластмассовый стаканчик с неразбавленными валериановыми каплями, – он не помнил.

В Быкове его встретили прокурор Шорников на машине президента фонда Ленюка и брат Киры Егор, прибывший часом раньше из Воронежа. Тут только, увидев родственника, Богданович дал волю слезам:

– Зачем же она так… за что?! – вопрошал он, глядя в пространство за ветровым стеклом бессмысленными глазами.