желание руководило мной - удрать.

   Я с трудом проглотил слюну и спросил Ирку:

   - Что здесь?

   - Увидишь,  -  коротко  сказала  она,  подходя  к  груде  резиновых

фартуков, лежавших на столе  у  транспортера,  беря  и  завязывая  его

сзади.

   - Мне тоже? Он же грязный.

   - А ты думал, теперь всегда чистым будешь?

   Мне показалось, что Ирка тоже боится, но не смеет признаться мне  в

своей слабости. Она же бригадир и старожил к тому же.

   - Что надо делать?

   - Фартук надень, а то себя не узнаешь.

   Я подчинился ей, как уже привыкал  подчиняться.  Она  завязала  мне

фартук на спине - запах смерти и мучений был теперь близок, я  как  бы

закутался в смерть.

   По виду других моих спутников я понял, что они испытывали такие же,

как я, отвратительные чувства.

   И вдруг транспортер дернулся и со скрипом двинулся в нашу  сторону.

Мужики у резинового занавеса подняли дубинки - они были наготове...

   И тут... неожиданно!..

   Раздвинув своим весом занавес,  на  транспортере  закрутился  серый

метровый червяк - ничего подобного мне видеть еще не  приходилось.  Он

был страшен и, наверное, ядовит. Я не знал, как он попал в наш подвал,

и рванулся было бежать, но тут увидел, что мужики ждали его появления,

потому что один  из  них,  примерившись,  ловко  ударил  металлической

дубинкой червяка по голове, и он, дернувшись, замер.

   Пока червяк медленно плыл на транспортере, я успел разглядеть его.

   Убитое существо более всего напоминало громадную метровую гусеницу,

покрытую серой шерстью и снабженную сотнями маленьких ножек. Некоторые

из ножек еще дергались.  Голова  гусеницы  была  относительно  велика,

глаза - выпученные, как у стрекозы...  Я  бы  и  далее  с  отвращением

рассматривал это животное, но тут резиновый занавес раздался снова,  и

появилось сразу несколько таких существ, на этот раз мертвых.

   Как только гусеница доехала до конца транспортера, Ирка приказала:

   - Хватай! Тимка - за голову, Жирный - за хвост, а ну!

   Сама она толкнула широкую плоскую тележку на низких  колесах  таким

образом, чтобы она оказалась у конца транспортера. И  тогда,  частично

от собственного веса, а  частично  от  наших  с  Жирным  усилий,  тело

гусеницы кулем свалилось на тележку.

   Так  как  к  концу  транспортера  уже  подъезжали  сразу  несколько

наваленных друг на дружку гусениц,  то  в  дело  пришлось  вступить  и

другим членам Иркиной бригады. Гусеницы оказались страшно  тяжелыми  -

по пуду, не меньше, и уже через полчаса я вымотался.

   В наши обязанности входило  грузить  битых  гусениц  на  тележки  и

выкатывать тележки  в  боковой  зал,  где  за  длинными  оцинкованными

столами со сливами, ведущими в эмалированные ванны  под  ними,  стояли

подобные нам бродяги, которые взваливали гусениц на столы и  свежевали

их.

   Если какая-нибудь из гусениц оказывалась недобитой, мужики у начала

транспортера должны были ее уничтожить. Почти всегда это им удавалось,

но одна из гусениц, которую я  подхватил  было,  чтобы  перевалить  на

тележку, приоткрыла стрекозиные  глаза,  как  будто  зевнула,  показав

острые, длинные, как у хищной рыбы, зубы.