— Вы в полицию обращались? — чуть повысил голос Эразм Иванович, которому надоела бабья болтовня. — На случай воровства есть пристав части, где вы живёте.

— Сейчас в полиции служат те, кто сам шастает по ночам в чужих домовладениях, — презрительно вымолвила Дмитриева-Покровская. — Кто этот Филиппини? Откуда он взялся? Сейчас берут на службу в полицию явных чужестранцев. А зачем они явились к нам? Ясно, чтобы нажиться на нашей простоте.

— Мы доверяем только жандармам, — призналась Дмитриева-Московская. — Защитите нас, господин штаб-офицер, от посягательств злоумышленников.

— Я переговорю на этот счёт с полицмейстером Орловским, — пообещал Стогов. — Говорят, что он отменный сыщик.

— Как бы ни так! — воскликнули сёстры. — Всем ведомо, что воры обитают в овраге, где течёт Симбирка, хотели бы их извести, так пожгли бы их пристанище, но полицмейстеру нет до этого дела. Одна у нас надежда, это вы — господин Стогов…

— Я не знаю, как вам помочь, — развёл руками подполковник. — Но я не забуду вашей беды.

— Дайте нам на день вашего унтера Сироткина! — в один голос воскликнули сёстры. — Он пусть посидит в сенях и злоумышленника схватит.

Стогов ухватился за открывшуюся ему возможность избавиться от старых барынь и кликнул старшего канцеляриста. Дмитриевы были удовлетворены обещанием Сироткина избавить их от незваных гостей и удалились.

— Ты действительно можешь им помочь? — недоверчиво произнёс Стогов.

— Конечно, смогу. Я, господин подполковник, знаю, кто шастает по ночам к племянницам Дмитриевых. Скажу, чтобы поутихли на время. Пора им думать о свадьбах.

Глава 8

Оба окна губернаторского кабинета выходили на парадную сторону дворца, и Загряжский не отказал себе в любопытстве посмотреть, как жандарм Стогов отбудет восвояси в своё логово, чтобы плести там паутину, в первую очередь, для начальника губернии, ведь никто из губернаторов не верил в то, что штаб-офицеры изобретены для их счастья и покоя, а не для подгляда и подслуха. Высшая власть в России всегда глядела на своё ближайшее окружение как на готовых преступников. И череда цареубийств и государственных переворотов только подтверждала, что в своих немеркнущих подозрениях она была провидчески права.

Жандарм не потешил Загряжского падением с коня, и хотя уселся в седле как сноп на заборе, но совладал с поводьями и стременами. И губернаторский взгляд обратился к созерцанию летнего Троицкого собора, который тёмной громадой возвышался на Соборной площади среди куч мусора, ям, кладей кирпича, брёвен, горбылей и плах, предназначенных для выполнения работ внутри храма. День был серый, тусклый и предрекал столь привычную скуку, что Александр Михайлович невольно зевнул. Но вдруг откуда-то на площадь налетела туча горластых ворон и закружила вокруг тускло сияющих позолотой куполов храма, галдя изо всех сил, то собираясь в один ком и заслоняя кресты куполов, то рассыпаясь по всей просторной площади, пока вдруг внезапно не исчезла, словно провалилась с Венца в волжское подгорье.

«Это явно не ангельское войско», — хмыкнул Загряжский, бывший в душе сторонником вольтерьянцев, появившихся в России вслед за голоногими танцорками балета и женоподобной мужской модой. Восемнадцатый век на Западе был безбожным, что не могло не сказаться на русских дворянах, жадно взирающих на европейских учителей.