Но никакой гармонии не было на самом деле. В лесу пели птицы, где то играли дети.

Детские голоса доносились с той стороны, где находилась та самая «Гора». Вик пошел в противоположную сторону.

Тропинка тянулась вдоль опушки леса. С тропинок он не сворачивал, опасаясь провалиться в снег. В глубине души он надеялся просто немного пройтись и, сославшись на скуку, вернуться домой. Но все сложилось иначе.

Из леса донесся пронзительный крик.

– Мартин?..

Вик впервые услышал от друга площадную брань.

«Дай мне!..»

Крик сменился горьким плачем. Кажется, плакала девочка. В ее рыданиях различались какие то слова и, кажется, она повторяла чье то имя.

Кричали неподалеку, но он бежал медленнее из за глубокого, рыхлого снега, сквозь который приходилось прорываться. Мартин на чем свет стоит клял моральные дилеммы, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но оставить кого то в беде, да еще и показать Вику, что так можно делать, было совершенно неприемлемым.

Девочка нашлась быстро. Мартин, увидев, что опасность ей не угрожает, сбавил шаг. Она стояла около заснеженного куста на коленях и плакала, спрятав лицо в красных перчатках.

«М м м…Вик?..»

«Давай ты?»

Мартин подошел к девочке и тронул ее за плечо.

– Что с тобой?

Она подняла на него залитое слезами лицо. На Мартина смотрели самые голубые глаза из всех, что он когда либо видел.

– Он… он… – всхлипывала девочка, протягивая ему что то серое.

Мартин, с трудом оторвав взгляд от ее лица, посмотрел на то, что она показывала.

У девочки на руках лежала собака. Серая, лохматая, с седой мордой со смешными, жесткими бакенбардами и маленькими, тряпичными ушами. Какая то пожилая дворняга, несуразная и, наверное, веселая. Раньше.

Собака была мертва. Закоченевший трупик был присыпан нетающим снегом.

– Его Влас звали. Он убежал вчера ночью, меня отец не отпустил его искать… теперь вот…

Мартин опустился на колени рядом с девочкой и протянул руку к собаке.

– Можно?..

Он бережно взял труп на руки. Он был твердый и холодный. Это была какая то особенная, смертельная твердость. Мартин чувствовал смерть лежащей на своих ладонях, и ему отчего то было отчаянно тоскливо. Даже солнце будто стало светить слабее.

Влас умер, сжавшись в комок. Наверное, пытался согреться. С задней лапы свисал обрывок врезавшейся проволоки. На серой шерстке замерзли капельки крови.

«Мартин, ты зачем трогаешь эту дохлятину?»

Вик тоже был немного напуган близким присутствием смерти, но старался этого не показать.

«Потому что нужно ее спрятать с глаз подальше», – ответил Мартин.

– Как тебя зовут? – спросил он у девочки, незаметно положив собаку на снег.

– Риша.

– Как?.. – ему показалось, он ослышался.

– Риша. Ирина, Ириша – Риша. А тебя?

– Виктор. Вик, – не моргнув глазом, соврал Мартин.

Девочка выглядела чуть старше Вика. Худая, невысокая, в серой куртке и мятой зеленой юбке, она стояла перед ним и вытирала слезы рукавом.

– Слушай, мне кажется, я не смогу ее похоронить. Земля твердая совсем… – расстроенно сказала Риша, глядя на мертвого пса.

– Мы можем развести костер, когда земля прогреется, легче будет вырыть могилу. Или, если согласишься, мы можем его сжечь.

«Вик, давай ты, а? Тебе нужны друзья».

«У меня есть ты, мне больше не нужно».

«Это неправильно. И у меня такое ощущение, будто я отбираю у тебя…»

«Ты ничего не отбираешь.