Квартира Эмброуза находилась по соседству с министерством информации,
на верхнем этаже большого, каких много в Блумсбери, особняка, мраморные
лестницы которого были заменены деревянными. Эмброуз поднимался по ним в
помещения, служившие раньше спальнями прислуге. Это был чердак, он так и
назывался чердаком и в качестве такового удовлетворял аскетическим позывам,
обуявшим Эмброуза в год великого кризиса. Однако во всем прочем квартира не
давала повода говорить о лишениях: Эмброуз не был обделен свойственным его
расе вкусом к комфорту и на зависть хорошим вещам. Дорогие европейские
издания трудов по архитектуре, глубокие кресла, скульптурное изделие в виде
страусового яйца работы Бранкуши, граммофон с громадным раструбом и собрание
пластинок - благодаря этим и бесчисленному множеству других приметных
мелочей комната, в которой он жил, была особенно дорога его сердцу. Правда,
в ванной у него была только газовая колонка, которая в лучшем случае давала
скудную струйку тепловатой воды, а в худшем бурно извергала облака ядовитых
паров, но ведь аппарат подобного рода - вообще пробирное клеймо
интеллектуалов высшего разбора во всем мире. Зато спальня Эмброуза с лихвой
искупала опасности и неудобства ванной. Прислуживала ему в этой квартире
добродушная старушка кокни, время от времени поддразнивавшая его, что он не
женится.
В эту-то квартиру и пришел Безил в тот день поздно ночью. Он отложил
свой приход по чисто художественным соображениям. Пусть полковник Плам лишил
его бурных радостей Скотленд-Ярда и министерства внутренних дел, но уж
тут-то его ждет театр по всей форме. Безилу пришлось долго стучать и
звонить, прежде чем его услышали. Эмброуз вышел к дверям в халате.
- О господи, - сказал он, - вы, должно быть, пьяны. Никто из друзей
Безила, имевших постоянное место жительства в Лондоне, не был застрахован от
его случайных ночных визитов.
- Впустите меня. Нельзя терять ни минуты. - Безил говорил шепотом. -
Полиция может нагрянуть любую минуту.
Еще слегка оглушенный сном, Эмброуз впустил его. Есть люди, которым в
слове "полиция" не мерещится ужасов. Эмброуз не принадлежал к их числу. Всю
жизнь он был изгоем, и в его памяти еще свежо было воспоминание о тех днях,
что он прожил в Мюнхене, когда друзья исчезали ночью, не оставив адреса.
- Вот вам это, это и это, - сказал Безил, подавая Эмброузу воротник,
какой носят священники, черное священническое одеяние с двойным рядом
агатовых пуговиц и ирландский паспорт. - Вы отец Фланагап, возвращаетесь в
Дублинский университет. В Ирландии вы будете в безопасности.
- Но ведь сейчас, наверно, нет ни одного поезда.
- Есть один, восьмичасовой. Нельзя, чтобы вас здесь застали. Лучше
посидеть в зале ожидания на Юстонском вокзале, пока не подадут состав. У вас
есть требник?
- Откуда!
- Тогда читайте ипподромные ведомости. |