– А посуду? – с трагическим надрывом спросил сосед. – А посуду – тоже дяде?

– Тоже, – признался я. – Но в следующий раз – обязательно тебе привезу посуду.

Сосед проворчал что‑то насчет несбывающихся обещаний, которые дают все, кому не лень. Между тем из кустов возле огороженного участка возник Константин Сергеевич Шумов, на лице которого не читалось не то чтобы угрызений совести, там вообще ничего не читалось. Шумов был невозмутим, как сфинкс, и одновременно невинен, как младенец. Сочетание этих двух качеств придавало его лицу легкий налет идиотизма, но не мне было в этом его упрекать.

– Глянь, – прошептал сосед, оборачиваясь в сторону Шумова. – Это мент переодетый. Они тут со вчерашнего дня шастают. Пойду‑ка я отсюда, пожалуй. А то еще докопаются, где моя лицензия на сбор бутылок...

Сосед поправил на плече пустой рюкзак и энергично зашагал в сторону парка культуры и отдыха. Собирать урожай.

– Народ говорит про тебя, что ты переодетый мент, – сообщил я Шумову, когда тот окончательно выбрался из кустов и подошел к подъезду. – А народ зря не скажет.

– Я не обиделся, – ответил Шумов. – Меня и похуже обзывали. Ну, теперь, может, объяснишь мне, что это было? Там, возле гаражей?

– Это когда у тебя так здорово сработала интуиция?

– Точно, – согласился Шумов.

– Она мне тоже в голову стукнула, но уже попозже... – похвастался я, но Шумов сурово оборвал:

– Интуиция не должна быть в голове, она должна быть в пятках, в коленках или в заднице. А до головы пока дойдет, – Шумов махнул рукой. – Я вообще не понимаю, как ты до сих пор жив с такой интуицией.

– Едва‑едва. Хотя на этот раз интуиция мне не была нужна, потому что это был мой дядя.

– М‑м‑м? – заинтересовался Шумов. – А кто у нас дядя? Премьер‑министр?

– Пенсионер.

– Премьер‑министр на пенсии? Да, им, кажется, сохраняют охрану пожизненно.

– Он был в спецслужбах. Потерял руку. Ушел на пенсию, – коротко отрапортовал я, однако Шумова мои слова не удовлетворили. – Иногда от скуки он любит прокатиться по городу в компании таких же пенсионеров и устроить засаду на кого‑нибудь. Например, на родного племянника.

– Где моя сумка, племянник? Ты положил ее в гараж, я надеюсь?

– Надежда умирает последней, – сказал я, посмотрел в глаза Шумову и добавил более конкретно: – Твоя только что сдохла. Дядя забрал сумку. Вместе со всем, что там было.

– То есть плакали наши надежды на влиятельных дружков Америдиса, – сделал безошибочный вывод Шумов. – Мама‑мама, почему ты родила меня таким умным? Почему мне так трудно общаться с другими людьми? И почему эти другие люди так легко разбрасываются тем, что мне с таким трудом достается? Через два часа у Карабаса, – заключил он.

– А?.. – я непонимающе уставился на Шумова.

– Через два часа. В «Золотой Антилопе». Встречаемся – ты и я. Все понятно или оформить официальное приглашение?

– Я не могу через два часа, – сказал я, виновато поглядывая на забрызганные грязью шумовские ботинки. – Дядя сказал, чтобы я два‑три дня сидел дома и не высовывался. Он сказал, что разберется с Тыквой и Хрустом, но я должен сидеть дома. Поэтому через два часа...

– Я убью Карабаса, если тебя не будет через два часа. И напишу рядом с трупом: «Это сделал Хохлов». Судя по твоей дурацкой улыбке, убийству Карабаса ты будешь только рад. Тогда мне придется изнасиловать Карабаса и написать рядом тот же текст.