«Золотая Антилопа», потом «Белый Кролик», потом Пушкинская, второй этаж. Потом «Форд», заднее сиденье. Потом...
Я вспомнил, как Мухин наполовину свешивался из машины и как другой человек наполовину залез в машину. А я этого человека лупил пистолетом по морде. Потом я выкинул из «Форда» сначала одного, потом другого. Я еще тогда подумал – а не прибил ли я Олега случайно? Оказалось – нет. Оказалось, череп у Олега прочный. А раз так, то получается, что Олег чуть ли не последним видел труп Мухина. Он же на него упал. И какое‑то время они тихо и мирно по‑соседски рядышком лежали на асфальте, пока тыквинская кодла любовалась моим автопробегом по пересеченной местности.
Стало быть, Олег. Я вспомнил «Белый Кролик», отдельный кабинет и Олега, одетого в черный костюм и порывающегося то и дело сунуть руку за пазуху, к стволу. Тогда он мне показался очень крутым.
Ну так ведь все кажутся крутыми, пока не дашь им пистолетом по башке. И если Олега прижать в темном месте к холодной стенке (ствол направлен между глаз), то с ним наверняка можно будет поговорить на самые разнообразные темы.
Я позвонил в «Антилопу» и попросил передать Шумову, что я задержусь. На некоторое время. На время, достаточное для беседы двух мужчин в темном месте.
5
Примерно через час после этого звонка я стоял в темном переулке, настолько темном, что лица Олега, стоявшего в метре от меня, невозможно было разглядеть. И если бы я не знал на сто процентов, что это Олег, то сломал бы голову в бесплодных догадках – вот такая там была темнота.
Олег был на месте, темноты хватало, стенка была холодная до жути – так что мой план почти удался. Почти – потому что ствол был у Олега. И это между моих глаз он был направлен. Мелочь, но неприятно.
Мой пистолет, а точнее, пистолет Мухина, тот самый, которым я так нещадно бил по лбу Олега на Пушкинской, теперь лежал у Олега в кармане. Вот так все печально сложилось, хотя поначалу у меня получалось неплохо.
Я сначала позвонил по телефону, который дал мне Тыквин, и пьяным голосом спросил, где сейчас Олег. К счастью, ответил мне не сам Тыква, кто‑то из его людей голосом не менее пьяным, чем мой.
– Он, кажись, в «Ультре» сидит, – проинформировал меня голос в трубке. – Квасит. Может, передать чего?
– А Тыква с ним? – уточнил я.
– Нет, шефа нет. Вчера уехал на охоту, еще не возвращался, – добавил голос. – Так, может, передать чего?
– Наилучшие пожелания, – сказал я и повесил трубку.
Если Олег без Тыквы, это значит, что он один или почти один. Если он квасит, это значит, что он расслаблен и не готов к моему появлению. Лучшего момента для теплой беседы не придумать.
«Ультра» был один из самых дорогих кабаков в городе, так что охраннику на входе пришлось всучить двадцать баксов только за то, чтобы тот позвал Олега.
– Пусть к стоянке подойдет, – попросил я. Но сам‑то я торчать на стоянке не собирался, я спрятался в переулке рядом с грудой картонных коробок, вынесенных из «Ультры». Я сжимал пистолет в кармане куртки и ждал Олега, чтобы подкрасться к нему со спины, ткнуть стволом в спину и властно скомандовать: «Будешь делать то, что я скажу! И без шума!»
Ну откуда же я мог знать, что Олег выйдет не из главных дверей, а с черного хода. А черный ход находился как раз за той грудой картонных коробок. В результате я вдруг почувствовал твердый предмет между лопаток и знакомый до омерзения голос:
– Не дергаться! Будешь делать то, что я скажу! И без шума!
Олег забрал у меня пистолет, потом велел мне прислониться к стене, не опуская рук. Щелкнув на миг фонариком, он осветил мое лицо и изумленно присвистнул:
– Ну ни фига себе! Сам пришел! Вот радость‑то!
– Поговорить надо, – заявил я, чувствуя прислоненной к холодной стене задницей, что времени на разговоры у меня осталось немного. |