– Орлова и Мухин как‑то были связаны?

– Нет, – сказал я. – Мухин перед смертью был со мной довольно откровенен... И он ни разу не упомянул фамилию Орловой. Это была инициатива его и его сестры.

– Орлову он не упоминал... А кого он упоминал?

– В основном это была поэма о Барыне. Под названием «Гнойная сука».

– Этого можно было и не говорить, – пробормотал ДК и сделал своим людям какой‑то знак.

– Теперь вперед пойдут танки? – полюбопытствовал я.

– Теперь я увожу своих людей, – сказал ДК и, сняв берет, вытер пот со лба. Хотя в принципе было не жарко.

4

Идти обратно было не так страшно, но все же я имел в виду снайперов, и потому затылок у меня дико чесался. Наверное, под воздействием оптических прицелов.

Едва я переступил порог и сказал, что обо всем договорился, меня что‑то ударило в спину, и если бы не рука Шумова, ухватившая меня за шиворот, полетел бы я по лестнице вниз, ломая себе ребра и все остальное. Причем полетел бы вместе с Тамарой, которая, отчаянно прыгнув ко мне, теперь висела на моей шее и шептала, какой я замечательный и неповторимый... Жалко, что ДК всего этого не слышал. А может, и не жаль – этот ревнивец мог со злости меня и пристрелить. Достаточно, что свидетелями жарких объятий и сногсшибательных комплиментов были пятнадцать человек из орловской службы безопасности плюс Шумов плюс озлобленный Хруст. Этот тип с треугольным лицом никак не мог поверить, что никто не придет ему на помощь, никто не отобьет его у людей Орловой. Он нудно твердил, что за ним стоят большие люди и что эти люди обязательно врежут нам по мозгам.

Он говорил это уже достаточно долго, но вдруг замолк и съежился, когда Шумов наклонился к нему и ласково попросил:

– Большие люди? По фамилиям, пожалуйста. Назови мне этих больших людей. Барыня ведь загорала в Испании, да? А кто здесь присматривал за ее интересами? Кому ты докладывал о своих делах? Кто сообщил тебе, что Мухин сидит в квартире на улице Чайковского? Кто передавал поручения для Тыквы?

Тут Хруст не сдержался и театрально замотал головой:

– Нет‑нет... Какой там еще Тыква? Я и не знал его до сегодняшнего вечера... Какие еще поручения? Не было никаких поручений...

– Я стоял рядом, – тихо сказал Шумов. – Так же, как стою рядом сейчас. И ты говорил Тыкве, что он хреново выполнил поручение. И Тыква оправдывался, мол, если бы кто‑то куда‑то не полез, то все было бы шито‑крыто... Так о чем речь, товарищ?

– Тебе послышалось, – сказал Хруст и сжал губы, давая понять, что все разговоры окончены.

– Ладно, – сказал Шумов, выпрямляясь. – Быть может, больше у тебя не будет возможности все это рассказать.

Хруст резко дернул головой в сторону сыщика, как будто желая что‑то спросить, но потом вспомнил о своем обете молчания... И его губы остались плотно сжатыми.

– Значит, он уводит своих людей? – подошел Шумов к командиру орловских людей.

– Вроде бы, – ответил тот, размеренно обрабатывая челюстями жевательную резинку. – Оттуда уже отошли... Пожалуй, можно выбираться из этой дыры. Только я первым не пойду.

– Я тоже не пойду, – сказал Шумов. – Вот он пойдет.

Я вздрогнул, но на этот раз выдвигалась не моя кандидатура. Шумов похлопал сидящего Хруста по плечу:

– Вперед и с песней. А мы за тобой.

Хруст выругался, но тем не менее поднялся и решительно шагнул за порог. Пожалуй, даже слишком решительно. Возможно, он думал, что ему удастся в темноте оторваться от людей Орловой и сбежать. Держа скованные наручниками кисти за спиной, Хруст легкой трусцой припустил по площадке перед складом.