Вино ему понравилось? Значит, еще один бокальчик не повредит. И что‑нибудь из закусок. А то его идеи насчет ОМОНа и переписи населения... Как‑то мне это не очень нравится.
Карабас тщательно вытер руки о свою майку, потом небрежно бросил на тарелку несколько ломтей ветчины и сверху украсил их зеленью. Потом снова вытер руки об майку, взял тарелку, бокал с вином и решительной походкой отправился к Лисицыну, подлизываться.
Меня он оставил за стойкой бара на хозяйстве, поэтому я просмотрел сам момент прибытия Карабаса к лисицынскому столику. Карабас вернулся обратно минуты через две, и был он какой‑то растерянный. Бокал с вином он поставил обратно на стойку. Ломоть ветчины он задумчиво положил к себе в рот.
– Он отказался? – предположил я. – Этого стоило ожидать, он же...
– Все намного хуже, – перебил меня Карабас, берясь за второй ломоть ветчины. – Ты уволен, Саня.
Я его не понял.
– Опять? – спросил я, глупо улыбаясь.
– Снова, – сказал Карабас, и я заметил, что его пальцы дрожат.
– Почему? – спросил я уже без улыбки.
– Потому что твой полковник сыграл в ящик, – тихо проговорил Карабас.
– Он не полковник, он подполковник, – неуместно заметил я. Третий кусок ветчины Карабас швырнул мне в физиономию. Я так понял, что это мое выходное пособие.
5
Оперативная группа приехала за пять минут до полуночи, и, таким образом, обычное краткосрочное безумие по поводу бесплатного шампанского не состоялось. Карабас едва не со слезами на глазах наблюдал, как оперативники сортируют публику, рассаживают людей за столики и начинают долгие нудные разговоры о том, кто что видел, кто что слышал и кто, собственно, есть кто. Многие из карабасовских клиентов упорно не въезжали, что милиция настоящая и допрос настоящий. Они истерически хохотали и норовили облобызаться с оперативниками. Тем приходилось подводить весельчаков к неподвижному телу Лисицына, и веселье постепенно сникало.
В «Золотой Антилопе» становилось все больше и больше милиционеров, получился настоящий аншлаг, но поскольку никто ничего не заказывал, то лицо Карабаса выражало плохо скрываемую скорбь. И еще он периодически косился на меня, чтобы я не забывал, кто, по мнению Карабаса, виноват в этой катастрофе. Виноват был я, потому что я знал Лисицына, а Лисицын был мертв, и теперь заведение Карабаса было закрыто. И совсем не факт, что оно откроется следующим вечером.
Карабас грустил, а я подумал, что Лисицын все‑таки выполнил свое обещание напустить на «Золотую Антилопу» ментов и переписать всю здешнюю публику. Правда, сделал это подполковник слишком уж странным образом – практически с того света.
В районе часа ночи стали подъезжать большие милицейские шишки. Они заходили в «Антилопу» и сразу же натыкались на мертвый взгляд Лисицына, который по‑прежнему сидел за столом лицом к выходу. Милицейкие шишки морщились и отводили глаза: неприятно видеть мертвого коллегу по работе, даже если не знал его лично. Вид неподвижного Лисицына наводил, вероятно, милицейских боссов на невеселую мысль о том, что и они смертны.
Наконец протрезвевшую и посерьезневшую публику отправили по домам, и ребята в форме взялись за основных свидетелей. То есть за меня с Карабасом. Нас развели по разным углам и усадили за столы спиной друг к другу. Карабасу от этого должно было полегчать, потому что смотреть спокойно на мою физиономию он уже не мог.
– Это вы Хохлов? – спросил меня молодой парень с аккуратным пробором. – Это вы начальник службы безопасности кафе‑бара «Золотая Антилопа»?
– Это я Хохлов, – признался я. – И это я бывший начальник службы безопасности. |