– Бывший? – нахмурился молодой человек.

– Уволен полтора часа назад, – сообщил я. – За крупные ошибки и низкую исполнительскую дисциплину.

– То есть?

– Я должен был обеспечивать порядок. А здесь труп. Это непорядок. Значит, я не выполнил своих обязанностей.

– Логично, – согласился молодой человек. – А ваш начальник... Когда он узнал, что подполковник Лисицын мертв, он сначала написал приказ о вашем увольнении или сначала позвонил в милицию?

– Хм, – сказал я, жалея, что Карабас не слушает нашу милую беседу. – Конечно, он сначала позвонил в милицию.

– Хорошо. – Молодой человек что‑то отметил в своих бумагах, а я скромно улыбнулся: приятно чувствовать себя человеком, который беззаветно спасает другого человека.

Хотя бы этот другой человек был Карабасом. Хотя бы для спасения мне пришлось наврать. И хотя я не очень понимал, что грозило Карабасу, если бы выяснилась настоящая последовательность его действий.

– Вы разговаривали с подполковником Лисицыным за несколько минут до его смерти, – утвердительно произнес молодой человек. – О чем вы разговаривали?

– Подполковник Лисицын рассказывал мне о тех временах, когда он работал вместе с моим отцом, – сказал я. – Так сказать, предавался воспоминаниям.

– А кто ваш отец? – буднично спросил молодой человек, мелкими ровными буковками покрывая очередную страницу.

– Прокурор, – сказал я, закидывая ногу на ногу. – Городской прокурор.

Я вообще‑то не любитель кидать понты, но иногда я ловлю кайф от того, как люди меняются в лице после моих слов. Этот аккуратист с пробором тоже отложил в сторону карандаш и неуверенно обернулся в сторону старших по званию. Словно хотел позвать на помощь. Потом он все‑таки собрал волю в кулак, поднял на меня глаза, оценил мою поцарапанную физиономию и уточнил на всякий случай:

– Ты че, серьезно?

– Абсолютно, – сказал я, и аккуратист с пробором снова завертелся, рискуя протереть дыру на штанах. – Одиннадцать лет назад, – добавил я, сжалившись, – одиннадцать лет назад мой отец был прокурором города. Я же сказал – Лисицын предавался воспоминаниям.

– Ах вот оно что, – молодой человек откинулся на спинку стула. Ему явно полегчало, но теперь он злился на меня за пережитое смятение. – И вы утверждаете, что подполковник милиции приехал посреди ночи сюда, чтобы, как вы говорите, предаться воспоминаниям? Как‑то не очень верится.

– Я не говорил, что он приехал сюда за этим, – уточнил я. – Я объяснил, о чем мы разговаривали. А цель приезда у него была другая. На половину двенадцатого у него была назначена встреча.

– С кем? – подался вперед молодой человек. Я развел руками. За спиной раздался шум – судя по голосам, Кара‑бас доказывал своему собеседнику, что не видел ничего подозрительного возле лисицынского столика. Для этого Карабасу приходилось бить кулаком по столу и надрывать связки. Тем не менее ему не верили.

Я посмотрел на своего молодого человека, и неожиданно у меня вырвалось:

– Может быть, это из‑за Америдиса.

– Из‑за кого?! – У молодого человека округлились глаза.

– Это такой московский финансист, он пропал с неделю назад...

– Я знаю, кто такой Америдис, но Лисицын‑то здесь при чем?

– Лисицын говорил мне, что ему поручено заняться поисками Америдиса.

– Это бред, – уверенно сказал молодой человек и, чуть понизив голос, добавил: – Поисками Америдиса, честно говоря, занимается ФСБ.