|
Вот это дом! Даже больше того, в котором жила ее светлость, когда Элпью была при ней горничной. Личной горничной, вот как это называлось! Учитывая размеры здания, у ее светлости, без сомнения, большой штат прислуги. Кто‑нибудь из них наверняка поможет.
Она подошла к элегантной двери и остановилась под портиком разгладить юбку, прежде чем позвонила в колокольчик.
Подождала. Услышала шаркающие шаги, потом – ничего.
Элпью оглядела себя. Может, кто‑то выглянул в окно и по виду принял ее за нищенку? Она позвонила снова.
Раздался шорох, дверь чуть приоткрылась.
– Да? – Голос‑был сердитый и принадлежал старику. Видна была только сетка морщин и налитый кровью глаз.
– Это насчет ее светлости, – прошептала Элпью.
– Нету ее, – проворчал мужчина. Тонкие губы шевелились над беззубым ртом. Затем дверь захлопнулась перед носом Элпью.
Несколько минут она колотила в нее, потом сдалась.
Развернувшись, Элпью направилась к сенному рынку. Часы отбили полчаса.
В окне цирюльни, мимо которой она шла, красовалась надпись: «Покупаем живые волосы». Элпью провела пальцами по своим волосам, забранным в высокую прическу. Она же может продать волосы! И почему она не подумала об этом раньше? Ей не впервой расхаживать по Лондону с надменным видом ковент‑гарденской шлюхи, которую лечат ртутью от триппера. Ее обдало жаром, когда она вспомнила о том, чем занималась этим утром со смотрителем. Не в ее правилах вот так предаваться распутству с первым встречным. Она скрестила пальцы и помолилась Богу, чтобы тюремщик не наградил ее сифилисом или не обрюхатил. Меньше всего ей сейчас нужен ребенок!
Элпью разглядывала вывеску в окне цирюльни, а вокруг лениво переговаривались коновалы и торговцы фуражом. «Ушел обедать», прочла она табличку на дверях. Значит, волосы она сейчас продать не сможет.
Рынок закрывался. Половина третьего.
Скотовод грузил в свой фургон тюки сена, его лошадь фыркала, выпуская в морозный воздух клубы белого пара, и рыла землю копытом, с нетерпением дожидаясь возвращения в деревню.
Прислонившись к коновязи, Элпью перебирала в уме свои возможности. Она подождет цирюльника, а пока ждет – все обдумает и посмотрит, не родится ли у нее план получше.
Все очень просто. У нее есть шанс получить заработок, если она сможет освободить графиню.
Лошадь ткнулась мордой ей в шею. Элпью погладила бархатный нос.
– Как бы ты поступила, а, старушка? – прошептала она.
Чтобы вызволить графиню, нужны деньги. Сколько – она не знала. Раздобыть их – задачка посложнее.
Она погладила лошадиную гриву.
– Прощайте, мои большие надежды! – воскликнула она, ни к кому не обращаясь.
Существовало, как ей казалось, всего два способа получить так быстро деньги: украсть их, рискуя быть брошенной в тюрьму без надежды выйти оттуда, или продать себя.
– О, вот ты где!
Элпью обернулась и увидела улыбавшегося ей юношу.
– А, здравствуй, Саймон, – сказала она. – Зачем я тебе нужна?
– Хотел узнать, не подменишь ли меня сегодня вечером?
Элпью нахмурилась.
– А ты можешь заплатить мне вперед?
– Боюсь, исключительно холостяцкой платой, – покачал головой Саймон. – Хлебом, сыром и поцелуями.
Холостяцкой! Вот оно! И почему это не пришло ей в голову раньше.
– Саймон, мальчик мой. Ты должен мне помочь.
– Но я…
Она с жаром хлопнула его по спине.
– Это займет у тебя не больше получаса. Саймон посмотрел на нее с тревогой. Он знал, что связываться с Элпью рискованно.
– Ч‑что я должен сделать? – запинаясь, пробормотал он.
– Ничего особенного, Саймон, – сказала Элпью, бросив взгляд на часы. |