Вполголоса заворчав, Годфри нехотя отложил книгу. Элпью посмотрела на графиню, качавшую головой: не обращай внимания.

– Перед нами стоит простой вопрос. – Графиня сняла короткие белые перчатки и протянула руки к огню. – Что делать? Должны ли мы сообщить констеблю? Поднять с постели мирового судью?

– А как мы все это объясним? – вздохнула Элпью. – Что мы делали в «Эльзасе»? Зачем следили за Бо Уилсоном?

– Да, да. Куда его увезли и кто? Предвижу, что если мы расскажем обо всем ночной страже, они подумают, что мы не в своем уме.

– Особенно если узнают, что нас только вчера выпустили из тюрьмы.

Элпью приподняла юбки и протянула ноги к огню.

– Но мы должны рассказать об этом его жене, – сказала графиня, почесывая в затылке. – Бо Уилсону, несомненно, грозит смертельная опасность.

Годфри пробрался к очагу и с лязгом снял с крюка котелок горячего молока.

– Если он вообще еще жив. – Элпью втянула щеку. – А что касается визита в дом миссис Уилсон, то мне там делать нечего, разве что вы пойдете. Эта женщина дала совершенно четкие указания. Мы не должны к ней приходить. А сейчас, ночью, нам вообще не откроют и уж тем более не станут слушать, что мы хотим сообщить. Нас примут за пьяных бродяжек.

– Но… – Графиня приняла из рук Годфри чашку с дымящимся напитком и подула на него. – Какое же наслаждение выпить перед сном горячего молока!.. У нас, вероятно, очень мало времени.

Годфри неверной походкой вернулся к котелку с молоком и снова подвесил его над огнем.

– Хотела бы я знать, кто его увез. – Элпью почесала в голове. – И почему.

Графиня пожала плечами.

– Вероятно, муж или любовник этой потаскухи. Она потянула напиток через трубочку чашки‑поильника. Потом передала сосуд Элпью.

Годфри снова уселся в низкое кресло перед очагом.

Так, в молчании, троица просидела несколько минут: Элпью с некоторым разочарованием посмотрела на чашку, прежде чем отпить и передать Годфри.

Мысленно она перебирала все возможности. Бо, например, могли увезти за долги или какое‑то другое преступление. Или, скажем, похититель работал на мужа этой проститутки. А может, он был ее сутенером?

– Что ты читаешь, Годфри? – спросила заскучавшая графиня, поворачивая к себе корешок книги, чтобы увидеть название. Годфри вырвал книгу и повернулся к хозяйке спиной.

– Боже мой! – от возмущения у графини перехватило дыхание. – Посмотри, что читает этот замшелый пень! «Безнравственность и богохульство на английской сцене» Джереми Колльера! – И она фыркнула.

– Я согласен со всем, что он говорит, – прошамкал Годфри, размахивая книгой. – Достаточно посмотреть, какое влияние оказывают эти новые пьесы на молодежь. Прелюбодеяние! Насилие! Ни к чему хорошему это не приведет.

– Ты тайный пуританин, Годфри, и я не позволю, чтобы в моем доме провозглашали подобные идеи. – Она снова фыркнула. – Я примирилась с тем, что ты читаешь Квэрлза и Принна и прочие книги, оскорбляющие мою чувствительность, но всему есть предел. Ты, того гляди, вступишь в Общество по исправлению нравов вместе с теми ревнивыми женами, которые и ругаться со своими мужьями не желают, и порезвиться на стороне беднягам не дают.

Вздрогнув, Элпью выпрямилась. А не может ли за всем этим стоять его жена? Какой суровой она выглядела, когда говорила о своем желании никогда больше не видеть Бо, если он окажется виновным.

А что, если это она организовала его похищение!

Элпью снова откинулась на спинку кресла.