К тому времени, как он свернул в Солсбери‑Корт, все лавки уже давно закрылись, и ночь обещала быть холодной и безлунной.

Элпью схватила графиню за руку, когда та свернула с оживленной улицы в темный, неосвещенный переулок.

– Мы не можем идти за ним туда, миледи. Это «Эльзас». Там живут одни преступники, и законы писаны не для них.

– Чепуха! – пренебрежительно бросила графиня, не останавливаясь. – В прошлом году в законодательство были внесены изменения: теперь преступников можно арестовывать здесь, как и везде. Так что ничего с нами не случится. Вот увидишь.

Но Элпью по‑прежнему тянула ее за рукав.

– Поверьте, мадам, законы могли измениться, но это место не изменилось. Давайте я сбегаю за факельщиком, чтобы он хотя бы посветил нам.

Графиня колебалась долю секунды.

– Нам нечем ему заплатить. Идем. Наш объект уже скрылся из виду. – И она углубилась в темный проулок, оставив Флит‑стрит за спиной.

Элпью семенила рядом, бормоча себе под нос для храбрости:

– Это гнусное, отвратительное место, где обитают не знающие закона ведьмы, которых поселил сюда сам дьявол, дабы искушать людей.

Графиня не была расположена к болтовне.

– Поторапливайся. Мы не можем его теперь упустить. И кстати, Элпью, зачем это богатый джентльмен идет в такое отвратительное место? Известное своими опасностями? Именно здесь, Элпью, можешь мне поверить, мы и найдем разгадку тайны миссис Уилсон.

– Тогда держитесь ко мне поближе, мадам, – проговорила Элпью, крепко хватая ее светлость за локоть. – Потому что лично мне до смерти страшно.

В каждом окне двигались в тусклом свете одиноких сальных свечей и коптилок темные силуэты. В еще более мрачных и узких проулках шевелились неясные тени – кто‑то совокуплялся, кто‑то предавался невесть каким, но наверняка преступным деяниям. И со всех сторон, не умолкая ни на секунду, доносился шепот.

Шаги Бо все еще слышались впереди. И сыщицы, крепко держась за руки, торопливо шли за ним.

Дверь какой‑то пивной распахнулась, и на улицу, пошатываясь, выползло существо, в котором с трудом можно было узнать женщину. Чулок на ней не было, блуза перепачкана. На лице женщины, изрытом оспинами и покрытом пятнами грязи поверх густо наложенных белил, застыло выражение горечи и презрения.

– С дороги, потаскухи! – крикнула она Элпью и графине.

Спотыкаясь, проститутка устремилась к смуглому типу, который с мрачным видом поспешно шел по другой стороне улочки. Содрогнувшись от отвращения и страха, он оттолкнул ее.

– Пошла прочь, тварь! – прорычал он, сбив женщину с ног, и побежал дальше, озираясь по сторонам.

– У него на лице словно отпечатался страх перед виселицей, – прошептала графиня, когда угрюмый тип растворился в грязном переулке.

Они услышали, как застонала позади них в сточной канаве женщина:

– Мерзкий выродок навозной кучи, чтоб тебя чума взяла.

– Быстрей, – потянула Элпью графиню. – Тут такая непроглядная темень, что нашего парш уже трудно различить, зеленое там перо или какое другое. Не хотелось бы погнаться не за той добычей и оказаться в одном из местных тупиков.

Они неуверенно пробирались в темноте, прижавшись друг к другу и шепча вполголоса молитвы.

– Он уже почти у реки, – пропыхтела графиня. – Дальше ему идти некуда. Должно быть, он направляется в Дорсетский парк.