Квакерши теперь смотрели на них, не скрывая осуждения.

Элпью поймала их взгляд и прошептала:

– Мы не можем пить крепкие напитки в такой час…

– Почему нет? Мы можем пить, что хотим и когда хотим, без их на то одобрения. – Графиня сделала глоток, держа бокал так, словно провозглашала тост. – М‑м‑м! Восхитительно!

Элпью прикусила губу.

– Недоразумение, недоразумение! – пробормотала она, пытаясь задобрить пыхтевших от негодования квакерш.

Графиня отхлебнула ликера.

– Миссис Уилсон должна ответить еще на несколько вопросов. Но лучше пусть она немного потомится во Флитской тюрьме, а мы пока найдем неуловимую Бетти и выкурим ее из норы. – Графиня залпом допила ликер и прополоскала рот чаем. – Идем, Элпью, допивай, допивай давай. Знаешь, мне кажется, что квакеры – это секта, в которую входят самые злокозненные и лживые существа в мире, которые, кичась своей кажущейся святостью, слишком уж гордятся и требуют к себе большего почтения, чем то прилично благочестивому человеку. – Она нарочно немного повысила голос.

Глядя на свой бокал, Элпью состроила гримасу и покачала головой.

– Слишком рано для крепленых вин, мадам. У меня разыграется мигрень.

– Не волнуйся, моя дорогая. – Графиня одним глотком осушила второй бокал и легкомысленно улыбнулась. – Умоляю вас, дамы, перестаньте строить из себя святош и постарайтесь походить на обитателей нашего грешного мира. Очень скоро вы уже окажетесь в мире ином. – Она подошла к стойке расплатиться и наклонилась к принимавшей деньги девушке. – Я очень удивилась, увидев этих гордых, благочестивых сестер среди всех этих очаровательных вещиц, которые они считают хламом и мишурой. – Пока графиня платила, служанка принесла печенье. Элпью сгребла его с тарелки и, распихивая по карманам, направилась к выходу.

И только когда двое мальчишек, которые неуклюже переваливались мимо с пустым портшезом, остановились и принялись над ними смеяться, Элпью с графиней посмотрели друг на друга и поняли, что они все еще в мужской одежде. Вспомнив возмущение, написанное на лицах квакерш, сыщицы принялись хохотать как сумасшедшие.

По затемненным окнам склада в «Эльзасе» невозможно было сказать, находится ли Бетти или вообще кто‑нибудь внутри.

Побывав на Джермен‑стрит, где они вернули себе привычное женское обличье, Элпью с графиней наведались в Чейл‑хаус, осведомившись там о горничной, но рыдавшая кухарка сказала, что ее не видно со вчерашнего утра: она скрылась еще до того, как с миссис Уилсон «сделалось плохо».

– Это когда я видела, как она пробиралась мимо лавки аптекаря, – сказала графине Элпью на пути в Солсбери‑Корт.

При дневном свете переулки «Эльзаса» выглядели не так скверно. А вот их обитатели при ближайшем рассмотрении оказались еще хуже.

– На всех лицах написаны ложь, мошенничество, бесстыдство и нищета, – прошептала графиня, пока они стремительно пересекали маленькую площадь, на которой околачивались подозрительные типы, попыхивавшие трубками и потягивавшие спиртное из черных бутылок. – В каждой черточке сквозит только порок.

Держась за руки и озираясь, сыщицы свернули в узкий переулок.

– Воняет сильнее, чем нужник в августе. – Графиня приложила к носу платок и, оглядевшись, заметила в верхних окнах испитых женщин, подсматривавших из‑за драных занавесок. – Возможно, Бетти принадлежит к преступному сообществу, населяющему это жуткое место.

– Возможно, – согласилась Элпью, – она воровала у Уилсонов.