Натыкаясь на мебель, графиня искала свечу.

– Всем?

– Он держал в своих руках мое будущее. – Теперь Бетти лежала совершенно неподвижно, голос ее хрипел и прерывался. – Я его обожала.

– А как Бо Уилсон относился к тебе? – едва слышно спросила графиня, шаря по стойке в поисках свечи. – Он был твоим любовником?

– Да разве такое возможно? – Бетти снова заплакала, мотая головой – Конечно нет. Я всего лишь служанка, а он – джентльмен. – Она попыталась свернуться в комочек, но ей мешала сидевшая на ней Элпью. – Она его убила. Я знаю, что она.

– В самом деле, она? – Графиня кивнула Элпью: славненько. А кроме того, графиня нашарила свечу. Теперь оставалось только найти трутницу. – Похоже, тебя все это чрезвычайно огорчило, Бетти. И неудивительно! Как тебе сейчас должно быть одиноко. – Наклонившись, она погладила девушку по голове. – Никто тебя не понимает. – Она повернулась к Элпью и приказала: – Хватит жестокости, мистрис Элпью. Вы тут не в театральной постановке «Королев‑соперниц» участвуете, прекратите изображать Роксану, сражающуюся со Статирой, и помогите мистрис Бетти подняться.

Элпью была озадачена. Она ничего не знала об этой пьесе и никогда ее не видела, но по рассказам имела представление о знаменитой сцене, которая пользовалась огромной популярностью как у зрителей, так и у актрис: самые известные актрисы, исполняя ее, до того входили в раж, что сражались за любовь Александра Великого не на жизнь, а на смерть, так что только клочья летели (пару раз даже по‑настоящему пырнув друг друга бутафорскими кинжалами). Элпью помогла Бетти подняться.

– Он был одиноким человеком, мистер Уилсон. – Девушка все плакала. – Таким добрым. Таким ласковым. И мухи не обидел бы. Я ни от кого не видела столько добра, как от него.

– Принеси одеяло, Элпью. – Графиня помогла Бетти сесть в кресло. – Бедная Бетти пережила ужасное потрясение.

Пока Элпью укутывала девушку, графиня, глаза которой привыкли к скудному освещению, оглядела помещение, которое по всем признакам – большие глиняные сосуды, непонятные металлические штуковины и емкости, множество трубок и полок с книгами и банками – было ремесленной мастерской.

– Что это за место, где ты нашла убежище? – спросила графиня. – Здесь, должно быть, очень неудобно жить.

Взгляд Бетти тревожно заметался, словно ее светлость могла увидеть что‑то, чего ей видеть не следовало.

– Это лабораториум, мадам, – ответила она. – Здесь я работала для мистера Уилсона.

– А миссис Уилсон часто сюда приходила?

– Миссис Уилсон? Нет, никогда. – Бетти отерла со щек слезы. – Об этом месте никто не знал. Только мистер Уилсон и я. Я была его помощницей. Он учил меня, как подмастерье, понимаете?

– Очень странно для девушки учиться ремеслу в подобном месте, а? – удивилась Элпью. – У уксусника, у москательщика, у пивовара – и то, бывает, девушки обучаются, но это место, если я не ошибаюсь, связано с новой экспериментальной философией, а слабый пол не слишком радушно принимают в этом чудесном мире.

Графиня вертела в руках стеклянную банку, до половины заполненную ярко‑зеленым порошком.

– В чем заключалась твоя работа?

– Я помогала ему смешивать… – Бетти покачала головой. – Я обещала ему. Поклялась, что не проговорюсь ни единой душе.

Графиня устроилась на обитой кожей скамеечке у ног Бетти и, схватив руку девушки, стала ее поглаживать.

– Знаю, знаю.