Сквозь большіе, круглые, стеклянные, матовые шары электрическихъ фонарей яркiй лился светъ въ громадный кирпичный сарай со стеклянной крышей паровозной мастерской. Подъемные краны, маховыя колеса, вальки передачъ, широкiе ремни, громадными удавами висевшіе надъ головами, устья печей, кучи шлака, железныхъ стружекъ, кусковъ чугуна, — все громоздкое, необычное своими формами, неуютное, какое то «апокалипсическое», прямолинейное, дерзновенное, машинное и потому не человеческое, и подъ всеми этими машинными гигантами люди, люди, люди, казавшіеся крошечными мурашами, ничтожною пылью. Толпа гомонила, придвигаясь къ паровозу, на которомъ стоялъ Володя. Надъ головою сипели фонари. Вся эта необычность обстановки взвинчивала Володю, и онъ чувствовалъ, что сумеетъ сказать то, что нужно и скажетъ съ такою силою, что сами его товарищи удивятся.

Подъ Володей, у паровозныхъ колесъ и у тендера, на скамьяхъ уселись: председатель исполнительнаго комитета партіи — Малининъ, члены — Гуммель, Балабонинъ и Крылатовъ, и у самыхъ ногъ Володи селъ на подножкъ паровозной площадки — молодой Драчъ, рабочій, коммунистъ который ввелъ Володю въ партію.

Въ толпе Володя сейчасъ же увиделъ старика Далекихъ, члена партіи съ самаго основанія ея, разумнаго и крепкаго человека, необычайно талантливаго рабочаго, мастера, который давно могъ бы стать инженеромъ, если-бы не періодическіе запои, выбивавшіе его изъ колеи жизни. Далекихъ, одинъ изъ немногихъ партійцевъ носившій бороду, съ умиленіемъ и какою то покорностью смотрелъ на Володю. За нимъ сталъ его цехъ, — все молодые рабочіе, въ примятыхъ, сбитыхъ на затылокъ картузахъ съ слюнявыми кручонками въ зубахъ, съ наглою усмешкою на бритыхъ губахъ.

Власть слова. Сила и могущество партійнаго ученія — все это капля за каплею наливали сердце Володи гордостью. На мгновеніе задумался — и голова закружилась отъ сладкаго восторга. Кто онъ?.. Студентъ третьяго курса, на плохомъ счету, забросившій занятія, не знающій жизни, ничего не умеющій делать «интеллигентъ», не понимающій назначенія этихъ самыхъ машинъ, въ сущности кроме своего Карла Маркса ничего не знающій — онъ становится учителемъ и вождемъ всей этой многотысячной толпы, создавшей и построившей и эту мастерскую и эти машины и тотъ паровозъ, на которомъ стоить Володя и на которомъ онъ чувствуетъ себя действительнымъ вождемъ. Партія!!! Теплымъ токомъ наполнялись жилы Володи, когда онъ думал о томъ, что ему дала партiя! Все это люди, которые по его слову пойдутъ на что угодно — на преступленіе и смерть, на измену и низость, или на величайшій подвигъ любви къ Родине и къ ближнему… Смотря по тому, кто поведетъ.

Володя не заметилъ, какъ тишина стала въ мастерской. Толпа установилась, утряслась и ждала слова.

— Начинайте, товарищъ, — снизу негромко сказал Малининъ.

Володя охватилъ обеими руками паровозные поручни, нагнулся впередъ и громко и съ задоромъ кинулъ въ толпу:

— Товарищи!..

Гулкое эхо прокатилось по дальнимъ угламъ мастерской и затихло. Толпа еще разъ колыхнулась и подалась ближе къ паровозу. Кое-кто впереди снялъ шапку.

Вихревая мысль пронеслась въ голове Володи: — «какое это чудное, магнетизирующее слово — «товарищи!»… Волна гордости пронеслась къ сердцу Володи и затопила его. Вся эта масса людей — его товарищи? Слово спаяло Володю съ ними. Онъ съ ними и они съ нимъ.

Слова пошли сами собою. Мысль работала четко и ясно.

— Вы… большинство изъ васъ, родились и воспитались въ православной религіи. Васъ нарочно воспитывали, чтобы сделать изъ васъ…

Тутъ была небольшая пауза. Пріемъ показался самому Володе необычайно красивымъ.

— Рабовъ капиталистовъ!..

Звонкимъ эхомъ отдались съ силою сказанныя слова.

— Христосъ говорить: — «кто изъ васъ, имея раба пашущаго по возвращеніи его съ поля, скажетъ ему: — «пойди скорее, садись за столъ»… Напротивъ, не скажетъ-ли ему: — «приготовь мне поужинать и подпоясавшись служи мне, пока буду есть и пить»… Вотъ чему васъ учили… Служи господину своему… Священникъ съ церковнаго амвона, учителя въ школе учили васъ исполнять вашъ рабскiй долгъ и терпеть, терпеть, терпеть… Смиренію учили васъ, низкопоклонничеству.