— Ты завидуешь?

— Ничего подобнаго… Мама верно говорить: — Бога гневить нечего… все у насъ есть… слава Богу, сыты, обуты, одеты. А ведь есть голодные… Мама всегда учила — не смотри на богатыхъ и не завидуй имъ, а смотри на бедныхъ и жалей ихъ.

— Мамина мудрость.

Не доходя до Мойки Гурочка потащилъ сестру переходить Невскій. Женя догадалась въ чемъ было дело.

— Часы?..

— Да. У Буре.

Окна часового магазина были высоко надъ землею и надо было издали смотреть на выложенные на бархатные щиты золотые, серебряные и темной стали кружки часовъ.

— Постоимъ, — вздыхая сказалъ Гурочка.

— Хороши?

— Оч-чень.

— Kакiе же тебе приглянулись?..

— Вонъ те маленькіе… никкелевые… со светящимся циферблатомъ и съ ремешкомъ.

— Будутъ твои… Только это большой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дедушка еще шой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дедушка еще на прошлой неделе прислалъ тебе на часы.

— Женя!.. милая!..

— А ты знаешь, что мы пошлемъ дедушке. Это Шура придумала. Молитвенникъ въ переплете темнаго бархата. Каждая страница въ узорной цветной рамке. Узоръ везде старинный, Русскій. Сто страницъ въ молитвеннике, и узоръ нигде не повторяется. Это очень дорогое Сінодальное изданіе. Я видала. Очень красиво. Оч-чень!

— А папе — масляныя краски. Какъ давно онъ мечтаетъ о нихъ. Это решено…

— Да, Шуре поручено ихъ подобрать.

— У Даціаро?..

— У Аванцо. Хочешь посмотримъ?..

Гурочка понялъ хитрость сестры и локтемъ прижалъ ея локоть.

— Знаемъ… знаемъ, — сказалъ онъ.

— Ну, что знаешь, — притворно равнодушно сказала Женя. — Ничего ты, мой милый, не знаешь…

Но у нотнаго магазина Юргенсона Женя замедлила шаги, а потомъ и вовсе остановилась. Ни интереснаго, ни красиваго тамъ ничего не было. Разложены были нотныя тетради съ крупными заголовками, но за стеклянными дверями бледно-голубыя, розовыя и белыя афиши висели. Оне-то и привлекли вниманіе Жени.

«Концертъ солистки Императорскихъ театровъ Mарiи Ивановны Долиной»… «Концертъ народной песни Надежды Васильевны Плевицкой»… «Концерть Анастасіи Димитріевны Вяльцевой»… Вечеръ романса… Концерте… концерте… концерте…

Эти афиши точно заколдовали Женю. Она и холодъ позабыла. Маленькія ножки въ старенькихъ ботинкахъ стыли на снегу. Женя толталась на месте и все не могла отойти отъ этихъ заманчивыхъ афишъ. Открывалась дверь магазина. Душистымъ тепломъ тянуло оттуда. Видны были пустые прилавки и скучные шкапы съ картонками. Жене казалось, что несло изъ магазина запахомъ сцены и эстрады, ароматомъ артистической славы. Сюда за нотами ходили артистки.

Артистки!!.

Гурочка равнодушно просматривалъ афиши.

— Вотъ и тебя, Женечка, когда нибудь такъ аршинными этакими буквищами про-пе-чатаютъ: — «концертъ певицы Евгеніи Матвеевны Жильцовой»… Да, неть!.. Ты будешь въ опере… И я, гимназистъ седьмого класса, изъ райка буду неистово орать: — «браво Жильцова!.. Жильцова бисъ!»…

— Тише ты!.. Съ ума спятилъ!.. На насъ оборачиваются… Смотрятъ на насъ.

— Привыкай сестра… Артистка!.. Талантище!..

— Идемъ домой… Поди, тоже замерзъ, какъ и я…

III

Артистка!.