Черт возьми! У меня отваливается челюстью, и если бы у нас летали мухи, я бы поймала их все. Эти великолепные глаза заглядывают в глубину меня, притягивая.

— Ты не пожалеешь, клянусь.

И теперь мысли о деньгах — обо всех этих деньгах — затмевают мысли о сексе. То, что я могла бы сделать с такими деньгами… заменить водонагреватель, оплатить долги, отложить немного на обучение Элли во втором семестре. Господи, как заманчиво. Но после того, как деньги уйдут — а они уйдут быстро — останется мое отражение в зеркале. Мне придется смотреть на него каждый день.

— Думаю, мы оба ошибались. — Я пожимаю плечами. — Некоторые вещи не продаются ни за какие деньги.

Саймон хлопает в ладоши.

— Молодец, милая. Оптимизм побеждает. Кстати, этот пирог фантастический — вы сказали, что сами их делаете? Вам следует написать поваренную книгу.

Я ему не отвечаю. Николас все еще смотрит мне в глаза — я не могу отвести взгляд.

— А может, я просто пытаюсь купить что-то не то. Иногда корова не продается, но молоко не всегда должно быть бесплатным.

Ладно, теперь видно, что он пьян, потому что в этом нет никакого смысла.

— Не хотите объяснить, что это значит? — он смеется.

— А как насчет поцелуя? — дыхание покидает мои легкие одним большим свистом. И то, что он говорит дальше, перекрывает доступ новому глотку воздуха. — Если я не попробую их в ближайшее время, то сойду с ума.

Я никогда не задумывалась о своих губах. Думаю, они красивые, естественно пухлые и розовые — пару раз в день я использую бальзам для губ с малиновым вкусом, иногда масло ши.

— Пять тысяч долларов.

Я бы поцеловала его бесплатно. Но есть что-то волнующее — почти лестное, в больном, извращенном смысле — в том, что он делает подобное предложение. Потому что он хочет этого достаточно сильно, чтобы заплатить за него.

— Пять тысяч долларов? За поцелуй?

— Именно это я и сказал.

— С языком?

— Без него это не настоящий поцелуй.

Я колеблюсь еще мгновение. Достаточно долго, чтобы Николас… все испортил.

— Просто скажи «да», детка. Тебе явно нужны деньги.

Охаю, прежде чем успеваю остановиться. Не думала, что четыре слова от незнакомца могут причинить такую боль. Вот мудак. Тысячи разных вещей — унижение от того, что мне в лицо бросают обстоятельства, в которых я оказалась, разочарование, что этот мужчина — этот великолепный, соблазнительный мужчина — думает, что я какой-то благотворительный случай, стыд, который приходит вместе с борьбой. В мгновение ока я вижу кофейню со стороны: облупившаяся краска, сломанный замок, потертые стулья и потрепанные занавески, которые перестали быть шикарными много лет назад.

— Черт возьми, Николас, — говорит Саймон.

Но тот просто смотрит на меня, ожидая, эти высокомерные зеленые глаза светятся предвкушением. Поэтому я даю ему то, чего он ждет.

— Руки под стол, — приказываю я. Он улыбается еще шире, кладет фляжку в карман и делает то, что ему говорят. — Закрыть глаза.

— Мне нравятся женщины, которые не боятся брать дело в свои руки.

— Больше никаких разговоров.

Он сказал более чем достаточно. Я наклоняюсь, все время держа глаза открытыми, запоминая каждую черточку этого лица, чувствуя на своей щеке его теплое дыхание.