— Второго допрашивали? — спросил я, возвращая листок писарю.

— Маленько, — сказал другой опричник. — Припугнуть немного пришлось, но тоже заговорил как миленький.

— Говорил же, меньшого не трогать, — нахмурился я.

В конце концов, мальчишка только сторожил коней. Стрелял в меня Шефер со своими дружками.

— Так никто и не трогал, Никита Степаныч! — возмутился опричник. — Только инструмент показали!

— Ладно, — проворчал я. — Давайте сказку его сюда.

Писарь подал мне другой листок, исписанный мелким убористым почерком. Пришлось немного поломать глаза, чтобы прочесть, особенно при недостатке освещения, но я справился.

Мальчишка оказался куда более ценным источником информации, заложив абсолютно всех, и своих нанимателей, и своих товарищей, оставивших его стоять на стрёме. Похоже, Шефер не имел никакого представления об опричниках. А вот парнишка успел наслушаться всякого, и теперь выслуживался как только мог, пытаясь спасти свою жизнь.

И, что самое ценное, он раскрыл имя того, кто платил им за устранение опричников. Это оказался один из бояр, а если точнее, то боярин Хлызнев из рода Колычевых. Богдан Никитич Хлызнев-Колычев. И пусть это имя я слышал впервые, а мальчишка вполне мог назвать первого попавшегося боярина в попытке выгородить себя, всё равно стоит эту наводку проверить.

Глава 21

На следующий же день я почти с рассветом прискакал в Кремль. Бояр в Москве много, и Колычевых немало, но Хлызнев был только один, и я знал, где мне подскажут, кто это такой, и где можно его найти.

Я снова приехал в Разрядный приказ. Дьяки при моём появлении затихли, испугались, будто я снова пришёл за одним из них, но я поспешил их успокоить.

— Здравы будьте, уважаемые, — произнёс я, широко улыбаясь и почтительно снимая шапку. — Я по делу.

— Какому такому делу? — настороженно спросил один из них, Иван Клобуков, мой старый знакомец.

— Узнать хотел кое-что. А вы, вестимо, о каждом служилом ведаете, — сказал я.

Дьяки заметно расслабились, но мой визит наверняка ещё на пару недель выбил из них желание брать взятки или ещё как-то нарушать закон.

— Конечно, спрашивай, Никита Степанович, — закивал Клобуков, всем видом демонстрируя готовность к сотрудничеству.

— Хлызнев-Колычев меня интересует, — сказал я.

— Который? — спросил дьяк.

— Э-э-э… А их много? — спросил я.

— Ну… У Бориски Хлызня старшой сын Иван, у того сын тоже Иван, новиком записан, Никита Борисыч под Казанью сгинул, у того сын Богдан… — начал расплывчато перечислять Клобуков.

Способности местных так ловко разбираться в хитросплетениях родственных отношений, в общем-то, абсолютно чужих людей, я откровенно завидовал. Я пока так и не научился. А ведь это только о живых, о текущем поколении. Местные умудрялись ещё и помнить родословные на несколько поколений назад.

— Богдан, — сказал я.

— Ну этот в Звенигороде служит, у князя Старицкого, — сказал Клобуков, обращаясь к огромной толстой книге. — Дай-ка гляну… Вроде бы как сотником…

— Этого достаточно, спаси Христос, — кивнул я.

Стоило бы догадаться, чья тень режиссирует весь этот спектакль. Кто стоит за нападениями. Опричники нынче всем этим мразям стоят поперёк горла, и нечистые на руку бояре всеми способами будут пытаться нас устранить. Либо интригами отодвинуть от государя, либо уничтожить физически. Когда эти варианты не сработают, то будут пытаться проникнуть в наши ряды и развалить изнутри, но пока я жив — я этого не позволю.

— Ну ты это, заходи, если что, спрашивай, всегда поможем, подскажем, — затараторил Клобуков.