|
— Конечно, конечно, — улыбнулся я.
Звенигород, значит. Ближнее Подмосковье, хотя по нынешним меркам, не совсем ближнее. Но рядом. За день обернуться можно.
Сразу я туда не поехал. Нужно было всё обдумать, поразмыслить, как сделать так, чтобы не спугнуть ни Хлызнева, ни его хозяев. Вместо этого я отправился к царю. Иоанна стоило поставить в известность, прежде чем ехать за людьми Старицких, иначе может получиться такая неловкая ситуация, что Старицкие, по требованию царя живущие в Москве, сделают свой ход, пока мы ездим в Звенигород. В Москве у них тоже есть свои люди, и при царском дворе тоже.
Государя удалось застать в Кремле, и он принял меня незамедлительно, в последнее время я нечасто беспокоил его своими визитами. И раз уж я напросился на приём, то ситуация должна быть как минимум незаурядной.
Он принял меня в присутствии своего лекаря, который мазал Иоанну колени какой-то жирной мазью.
— Здрав будь, государь, — чуть поклонился я и покосился на совершенно лишнего здесь врачевателя.
— Вишь, над тем и работаем… — мрачно пошутил царь. — И тебе не хворать, Никитка. С чем пожаловал?
— По делу… Особому, — сказал я.
— Говори, он по нашему не разумеет всё равно, — махнул рукой царь.
Лекарь и впрямь даже ухом не повёл, с каменным лицом продолжая втирать мазь.
— Do you speak English? — обратился я к лекарю. — Sprechen Sie Deutsch?
— Ja! — улыбнулся вдруг лекарь и разразился быстрой тирадой на немецком.
Ни слова не понял.
— Мы же с немцами воюем, — удивился я, наблюдая за реакцией лекаря.
Тот быстро покосился на царя, видимо, чтобы проследить за его реакцией.
— С Ливонией, — исправил меня Иоанн.
— Врёт твой лекарь, всё он разумеет, — кисло произнёс я.
Царь нахмурился, оттолкнул немца от себя, заглядывая ему в лицо. Немец заметно испугался.
— Nein! Nein! — зачастил он.
— Нет, говорит, не разумеет, — перевёл я.
— Вот ведь… — проворчал Иоанн, явно жалея о том, что успел при этом лекаре сболтнуть. — А ну, пошёл прочь, собака!
Это он тоже понял без всякого перевода. Спешно засобирался, сгребая свои склянки и микстуры.
— Василий! — царь кликнул рынду, в покои вбежал охранник, готовый к любому приказу. — Дохтура уведите. Под стражу взять его.
— Слушаюсь! — гаркнул рында, крепко схватил врача за локоть, потащил прочь.
Тот почти не сопротивлялся.
— Всё-то переполох вокруг тебя, Злобин… — недовольно произнёс Иоанн.
— То не моя вина, государь, — пожал я плечами.
— Знаю, — сказал он. — Ну, с чем пришёл?
Я помолчал секунду, подбирая слова и думая, с чего начать. Старицкого царь уважал, в конце концов, это был его двоюродный брат, с которым они вместе прошли через многое. Владимир Старицкий и в походы с ним ходил, и на богомолья, и в Думе неизменно занимал сторону Иоанна, и в Москве вместо царя оставался во время его отлучек. И во время болезни царя беспрекословно присягнул малолетнему царевичу, хотя большинство приближённых отказались целовать крест на верность маленькому Дмитрию. Короче говоря, прилежно играл роль верного союзника и сподвижника.
— Хлызнев-Колычев супротив нас, опричников, татей нанял, — сказал я. — Одного убили. Меня убить пытались.
— Хлызнев? Сын? Или внук? — насторожился царь.
— Богдан Никитич, — сказал я. — Владимира Старицкого человек.
Иоанн Васильевич откинулся назад в кресле, вздохнул, провёл рукой по лицу. Услышать такое известие должно быть неприятно.
— Точно ли он? Может, Ивашка Хлызнев? — уточнил царь. |