– Я верю, я всегда верил в то, что Господь сам своею волей указал нам создать эту систему как наиболее приемлемую для сосуществования белой и негритянской рас. Отмена ее сейчас по первому требованию иноземцев будет означать такое же предательство, как и отмена ее по требованию республиканцев-негролюбов двадцать лет назад.
- Я понимаю ваши чувства, генерал, и, поверьте, я целиком их разделяю, - ответил Лонгстрит.
Когда политик, которым уже давно стал президент КША заявлял, что он разделяет чьи-то чувства, то, как по опыту убедился в этом Джексон, он имел в виду абсолютно противоположное. И, словно подтверждая это убеждение, Лонгстрит продолжил:
- Тем не менее, другие соображения принуждают меня шире взглянуть на рассматриваемый вопрос.
- Какие обстоятельства могут быть более важны, чем Господня воля, как мы понимаем ее? – Задал вопрос Джексон.
- При условии, что мы правильно понимаем ее, - возразил Лонгстрит. – Если мы вступим в войну с Соединенными Штатами и проиграем ее, победители вряд ли уравняют негром в правах с нами – разве не вероятнее всего, что они попытаются не только освободить негров из рабства, но установить их господство над нами для того, чтобы ослабить нас, как можно более?
Джексон заскрипел зубами. Он никогда не рассматривал последствия поражения Конфедерации. Победа и только победа была единственным исходом, который когда-либо приходи ему в голову. Неохотно, он вынужден был отдать должное проницательности президента Лонгстрита.
- А можем ли мы успешно воевать с Соединенными Штатами, - продолжал гнуть свое президент Лонгстрит, - если их берега не блокированы с моря, а такая задача нашему флоту в одиночку не по плечу. Можем ли мы воевать с ними, если не будет угрозы со стороны Канады, которая вынудит их разделить свои силы и усилия вместо того, чтобы полностью сконцентрировать их только против нас? Так вот, если вы скажете мне, что мы уверены или почти уверены в не меньшем успехе без помощи наших друзей, чем с оной, то тогда отказ в ответ на их требования будет иметь гораздо больший смысл.
- Думаю, как я уже сказал, мы можем победить и без них, - ответил Джексон, но он был слишком честен, чтобы не добавить при этом. – Хотя с ними шансы лучше.
- Именно то, что я хотел сказать, - ответил Лонгстрит, излучая улыбку и мягко подводя своего собеседника к согласию со своей точкой зрения. – И если мы сами сделаем жест доброй воли и де юре освободим негров из рабства, то у нас не возникнет никаких трудностей, которые могли бы проистечь, если бы мы, в силу неких несчастных обстоятельств, вынуждены были освободить их де факто?
В этом была доля правды – возможно, очень большая доля правды. Джексон вынужден был признать это. Лонгстрит напоминал сейчас ему мошенника, двадцать два часа в сутки продающего недвижимость на флоридском берегу, которая на само деле находится под водой. Но президент и был избран именно для принятия решения подобного сорта.
- Я солдат, Ваше превосходительство, - сказал наконец Джексон. – Если таково ваше решение, я без сомнения буду действовать в его рамках.
ГЛАВА 2
Теодор Рузвельт оглядывал свое ранчо со значительной долей удовлетворения. Конечно же, ранчо было частичкой мира Запада, заимствованной из испанского – дома, в штате Нью-Йорк оно называлось бы фермой.
Он глубоко вдохнул сладкого, чистого воздуха территории Монтана.
- Как будто вино легкими пью, - произнес он. – Ни угольного дыма, ни городской вони – ничего, кроме чистого, живительного, вкусного кислорода.
Когда он приехал на Запад несколько лет назад, он был худосочным слабаком, внутри которого скрывался старик, хотя ему едва перевалило за двадцать. Сейчас же, прибавив календарные годы, он чувствовал, как будто годы – нет, десятилетия – слетели с его плеч. И секрет этого был в усердном труде.
Один из работников, седеющий бывший шахтер, который обладал доставлявшим ему мало радости именем Филандер Сноу при этих словах вскинул вверх бровь. |