– Тетя Рэра!

– Ох, Алтер... Какими судьбами... Откуда... – Она улыбалась, но по щекам ее текли слезы. – Ты вернулась ко мне!

Люди в таверне, в основном в военной форме, подняли глаза.

– Тетя Рэра, ты, значит, работаешь здесь?

– Работаю? Я владелица. Я получила лицензию. В самом деле получила. Ох, Алтер, я так искала тебя!

– Я тоже тебя искала, но старая гостиница Джерина была разгромлена.

– Знаю. Я некоторое время работала помощницей медсестры в Медицинском Центре. Я обыскала все цирки, приезжавшие в город.

– Я стала работать там только несколько месяцев назад.

– Понятно! Как раз, когда и перестала искать. – Она смахнула слезы. – Я так рада видеть тебя, Алтер, так рада! – Они снова обнялись.

– Тетя Рэра, – сказала Алтер, вытирая слезы. – Я хочу поговорить с тобой. Но поможешь ли ты мне? Я хочу узнать о человеке, который жил здесь.

– Конечно‑конечно, – сказала Рэра, и тут впервые увидела Джона. – Молодой человек, последите здесь, пока я пойду и поговорю минуту с племянницей.

– Ох, тетя Рэра, – спохватилась Алтер, – это Джон Кошер, мой друг.

– Рада познакомиться, – поклонилась Рэра. – Вы просто приглядывайте за всеми, не допускайте скандалов, и не выпускайте никого без оплаты. Хотя, не похоже, чтобы кто‑нибудь ушел вообще. – Она повернулась к задней комнате, держа Алтер за руку. – Налейте себе, если хотите. Наливайте всем! – И она заторопилась, таща Алтер за руку.

Ухмыляясь, Джон подошел к стойке, налил себе и сел неподалеку от солдата. Тот взглянул на него, коротко кивнул и снова опустил глаза. Сильная реакция Джона на встречу Алтер с теткой сделала его экспансивным, и он обратился к солдату:

– Похоже, что вы, ребята, сидите здесь весь вечер. Что вы делаете?

– Я напиваюсь, – солдат поднял кружку с зеленоватой жидкостью. Джон вдруг почувствовал, что в мозгу солдата что‑то происходит, и он прислушался к тону, каким тот говорил:

– Я делаю неуклюжую попытку спрятаться в кружке. – Вокруг него стояло множество пустых кружек.

– Почему? – спросил Джон, стараясь соотнести этот цинизм с собственным добрым ощущением.

Солдат повернулся и Джон увидел его эмблему: капитан психологического корпуса. После Момента многие сняли свои эмблемы, так же, как униформу.

– Видите ли, – продолжал офицер чуточку пьяным голосом, – я из тех, кто знал о войне, кто планировал ее, вычислял лучший способ ее ведения. Как и вы, горожане. Рад пожать вам руку, – однако, он не протянул руки и снова вернулся к своей выпивке.

Обычно Джон не пытался любопытствовать, если человек не был расположен к беседе. Но сейчас он сам был в необычном состоянии.

– Знаете, – сказал он, – я не был в армии, но у меня впечатление, что из‑за этого я что‑то упустил. Кроме всего прочего, это, по‑моему, опыт, который делает из мальчика мужчину.

– Да, я понимаю вас, – коротко ответил офицер.

– Физическая дисциплина и опыт в действии, – продолжал Джон, – пусть в гипнотическом сне, должны что‑то замечать, потому что смерть ожидавшая их, была реальной.

– Видите ли, – сказал психолог, – мы делали куда больше, чем только план сражения. Мы управляли всей пропагандой, которая шла и к гражданским лицам тоже. Мне кажется, я знаю, о чем вы думаете.

Джон удивился.

– Значит, вы не считаете, что военная дисциплина может быть хорошим опытом?

– Опыт – это то, как вы это воспринимаете.