– И не надо мнекрещением его тыкать! – крикнул папа старухе, которая было собралась ответитьчто-то Антоше. – И не я его крестил!

– Точно. Не вы, –усмешливо сказала старуха. – Крещен он Духом Святым через окунание в водуруками священника отца Антония. Тоже ведь вот совпадение-то... Он ведь и сейчасслужит в том же самом храме, вон кресты из окна видать.

– Да хватит мне тут! –вскричал папа. – Хватит про Дух Святой... Это ж надо, в наше время... Я всеголишь русский обряд соблюл, теща, зараза, уломала.

Сказал так и при этомглазами на маму сверкнул.

– Русский обряд,говорите, "соблюл"?! "В наше время"? – старуха надвинуласьна папу. – Да когда этим обрядом миллионы крещены были, русских еще и в природене было. Этот обряд, как вы изволили выразиться, всемирный, вселенский!Таинство! Таинству этому благодаря я и стою перед вами!..

– Да будь он тогданеладен ваш этот обряд, "таинство", вишь ты!.. Коли приходится видетьвас,.. бред... мне еще все кажется, что все это во сне!.. Да нет, не во сне,вот она, вы, как вы изволили выразиться, танками не утащишь. Что вы в концеконцов хотите, бабушка?

– Я уже говорила ему, –кивнула старуха в сторону Антоши, – я хочу только одного – очищения.

– Ну так снимайте вашитряпки, в конце-то концов, да полезайте в ванну!

– Я сделаю это. Толькодело за малым. Нужно наполнить ванну слезами раскаяния вашего сына... Да иваших бы, родительских, тоже туда накапать не мешало бы.

– Да вот ты, футы-нуты,да не в чем мне каяться! – опять взъярился папа.

– Да хоть"футы", хоть "нуты"! – не менее яростно крикнула тутстаруха. – Не в чем им каяться! Да вам уже в том есть каяться, что у вашегосына такая вот совесть! А вы об этом ничего не знаете.

– Да что ж он в концеконцов натворил такого?! А ну-ка признавайся! – приступил он к сыну.

Ответила старуха:

– Я не ябеда, как я ужесказала, а он вам ни в чем не сознается. Да и вам сознаться – это не раскаяние.

– Это как это? Я ж всетаки отец!

– Вы не тот отец.

– Это как это?!

– Каяться надо Отцунебесному, тогда и толк будет.

– Опять заладила...Кстати, вот вы говорили, что вы и он, мой сын, одно и тоже, вы, мол, егосовесть , а он и слов-то таких – Бог, Отец Небесный – не слыхал в нашей семье.А вы только и талдычите их!

– Совесть последнегобезбожника верит в Бога, – грозно отрезала старуха. И все опять почему-товздрогнули. – А сейчас, – столь же грозно продолжала старуха, я все-таки уйдуотсюда, но вместе с ним, мучителем моим...

– Еще кто кому мучитель,– буркнул Антоша.

– Правильно, отозваласьстаруха, – как аукнется, так и откликнется. Так вот я ухожу и утащу с собойего. Вон тут, напротив, в храм, где ждет его Антоний Римлянин. Вот толькодождется или нет – не знаю. Только там и возможно мое очищение. Всю жизнь вашукресты эти вам в окна смотрят, а вы не видите. Ух!.. Творческие работники!"Соблюл! он русский обряд!.." Молчать и не перечить!! Нечего вамсказать! Ждите нас и знайте, что коли вернусь я вместе с ним, вот тут-то ибудут вам и "футы", и "нуты", и "соблюл"; воттут-то и узнаете вы на шкуре своей, что есть человек с черной страшнойсовестью, отвернувшийся от своего небесного покровителя и от Небесного Отца. Иузнаешь ты! – старуха подняла руки и надвинулась на папу (тот в страхеотпрянул), – узнаешь ты, сморчок творческий, что человек, отказавшийся от ОтцаНебесного, тебя вот, плотского отца, растопчет и разотрет. Ты для него, что жукпо дороге ползущий, топ! – и брызги одни! – и старуха при этом так топнуланогой, что все не только уже вздрогнули, но и вскрикнули.