- Тогда принеси два.

     С ненавистью, словно присохшие нечистоты, мальчик  стряс  с  автомата

цепляющиеся за него  отдельные  руки.  Порознь  они  шлепнулись  в  мягкие

вороха.

     - Я послежу за дверью, пока ты работаешь, - сказал мальчик, нагибаясь

над другим автоматом.

     - Хорошо. Потом поменяемся, - профессор опять скосил глаза на часы. -

Еще минут семь.

     Помолчали. Мальчик пристроил автоматы на крупном обломке, за  которым

можно было укрыться. С дробным шумом, особенно резким в тишине, раскатился

щебень. Профессор жевал губы,  глаза  его  были  полузакрыты.  Потом  чуть

тряхнул головой.

     - А, нормально. Успеем.

     Мальчик полулежал в своей засаде, опершись локтем на обломок,  другую

руку уложив на приклад одного из автоматов и не сводя глаз со входа.

     - Знаешь, - сказал профессор, с нежностью глядя ему в  затылок,  -  я

так привык работать в спешке, что иначе да-авно уже не могу. Всегда кто-то

дергал - то враги, то друзья... А между семьями как  разрывался!..  Всегда

было ощущение - есть два часа свободных, надо что-то слепить,  потом  ведь

буду занят. Главное, мне самому так казалось: наука, подумаешь,  белиберда

какая, формулой больше, формулой меньше... а дело - там, где  живым  людям

что-то нужно. Поэтому, наверное, так и не сделал ничего глубокого.  Всегда

хотел. Но так и не  сделал,  -  с  глухой,  уже  почти  улетевшей  горечью

повторил он. - Когда вдруг оказывалось, что я ничего не должен и никуда не

спешу, я мог только смотреть в потолок и думать: ах, как я устал...  -  Он

облизнул губы, кожа на них свисала белесыми сухими лохмотьями.  Улыбнулся.

- Я это к тому, что осколок - как раз то, что мне надо, чтобы за  четверть

часа качественно сделать двухдневную работу.

     Мальчик распахнутыми  глазами  коротко  оглянулся  на  него  и  снова

уставился в  темный  проем.  Он  очень  боялся  пропустить.  Очень  боялся

упустить момент, когда, нажав на спусковой крючок, сможет наконец  сделать

что-то хорошее.

     - Они же все равно все погибнут, - несмело сказал он.

     - А вдруг нет? - ответил профессор.

     Мальчик опять покосился на него. И опять отвел взгляд.

     - Скажи, - жадно спросил он, стиснув приклад так, что  на  побелевших

пальцах проступили голубые вены. - Ты всегда чувствовал,  что  все  чужое?

Всегда?

     Профессор, глянув на часы, шевельнулся, попытавшись  встать.  Коротко

застонал и обмяк.

     - Пожалуй, - ответил он,  чуть  задыхаясь.  Опять  напрягся  и  опять

обмяк. - Иногда... иногда забывал. Когда любил. Помоги мне взгромоздиться,

пожалуйста, - смущенно попросил он. - Я совсем прокис.

                                   СЫН

     Лимонно-желтая луна стояла в  небе,  набросив  на  пустыню  исчезающе

тонкое покрывало прозрачного света, и  мальчик  не  зажигал  фар.