То там, то сям среди публики, в особенности среди голоногих ребятишек, роющихся в песке, бегали мальчишки-поваренки в белых передниках, куртках и беретах с корзинками в руках и продавали пирожное и конфекты, не взирая на раннюю пору отлично раскупающиеся. На тротуаре, спинами к морю, сидели на складных стульях слепые нищие, очень прилично одетые и потрясали большими раковинами с положенными в них медяками. Вот слепой певец, сидящий за фис-гармонией, аккомпанирующий себе и распевающий из "Риголетто".

- Кого я вижу! Здравствуйте!- раздалось русское восклицание, и пожилой коренастый человек в серой шляпе, в светлой серой пиджачной парочке и белых парусинных башмаках растопырил перед Николаем Ивановичем руки.

- Здравствуйте, доктор...- отвечал Николай Иванович.

- Какими судьбами?

- Вчера приехали из Парижа, приехали покупаться в морских волнах. Вот позвольте познакомить вас с моей женой. Доктор Потрашов из Москвы. Супруга моя Глафира Семеновна. У ней не совсем в порядке нервы и по временам мигрень, так хочет покупаться.

Рукопожатие.

- Прекрасное дело, прекрасное дело,- проговорил доктор Потрашов.- Здесь положительно можно укрепить свои силы. Даже и не купаясь можно укрепить, только прогуливаясь вот здесь по Плажу и вдыхая в себя этот влажный и соленый морской воздух.

- Да неужели он соленый?- удивился Николай Иванович.

- А вы вот попробуйте и лизните вашу бороду. Не бойтесь, не бойтесь. Возьмите ее в руку и закусите зубами.

Николай Иванович исполнил требуемое.

- Ну, что?- спрашивал его доктор Потрашов.

- Действительно, волос совсем соленый.

- Ну, вот видите. А между тем, ведь вы вашу бороду, я думаю, не смачивали соленой водой. Здесь в воздухе соль.

- Да что вы! Глафира Семеновна, слышишь? Ведь эдак мы с тобой, прожив здесь в Биаррице недели две, в селедок превратиться можем.

Супруга посмотрела на мужа и глазами как-бы сказала: "как это глупо".

- А вы здесь, доктор, уже давно?- спросил Николай Иванович.

- С неделю уже мотаюсь. Я приехал сюда с одним больным московским фабрикантом. За большия деньги приехал,- прибавил доктор.- Фабрикант этот, впрочем, не болен, а просто блажит. Ну, да мне-то что за дело! Я сам отдохну и надышусь морским воздухом. Вы гуляете?- задал он вопрос супругам.

- Да, только что вышли и обозреваем.

- Ну, давайте ходить.

Доктор присоединился к супругам Ивановым и они медленным шагом двинулись по набережной, называемой здесь и русскими Плажем.

XI.

- Скажите, доктор, отчего-же мы не видим никого купающихся?- спросила Глафира Семеновна Потрашова.

- Рано еще. Здесь принято это делать перед завтраком, приблизительно за полчаса перед завтраком. Вот в начале двенадцатаго часа и начнут... А теперь модницы наши еще дома и одеваются.

- Здесь купаются? С этого берега?- спросил Николай Иванович.

- Здесь, здесь... Вот направо в этом здании под арками находятся кабинеты для раздеванья. Вот это женские кабины, как их здесь называют, а дальше мужские,- разсказывал Потрашов.- Там в кабинах разденутся, облекутся в купальные костюмы, а затем выходят и идут в воду. Женщины в большинстве купаются всегда с беньерами, то-есть с купальщиками, которые их вводят в воду и держат за руки. Здесь в Биаррице прибой велик и нужно быть очень сильным, чтоб волны не сбили с ног. Вот беньеры стоят. Они уже ожидают своих клиентов. Посмотрите, какие геркулесы!

Действительно, на галлерее кабинок вытянулись в шеренгу семь или восемь бравых, загорелых молодцов, по большей части в усах, в ухарски надетых на бекрень шляпах, из под которых выбились пряди черных, как вороново крыло, волос. Только один из них был старик с седыми усами и бородой, но старик мощный, крепкий, статный. Все беньеры были босые, голоногие, в черных суконных штанах до колен и в черных виксатиновых или кожаных куртках, без рубах.