- Никогда не бывала. Это кокотка из Парижа.

- Как-же она сюда попала? Ведь здесь только высшее общество Биаррица собирается.

- Вздор. Кто угодно. Всем двери открыты. А для этих дам-то так здесь даже биржа. Теперь еще немного рано, а посмотрите, часа через полтора сколько их здесь соберется!

- А Оглотковы нам разсказывали, что здесь в Казино только высшее общество собирается!

- У них все высшее общество... Они вон одесскаго жида-коммиссионера за турка из Египта принимают. Впрочем, что-ж, чем-бы кто ни тешился. По вечерам сюда собираются, все-таки, кто хочет кровь поволновать игрой. Тут, кроме этих рулеток, большая игра в баккара... Мой патрон уже засел и обложил себя стопками русских полуимпериалов.

Где-то в отдаленности раздался ритурнель кадрили.

- А вот и танцовальный вечер начинается,- встрепенулась Глафира Семеновна.

- Танцовальный он только по названию,- отвечал доктор.

- То-есть, как это?

- Очень просто. На здешних вечерах никто не танцует. Да вот пойдем и посмотрим.

Из игорной комнаты они вышли в галлерею и проследовали через буфетную комнату в зал.

В зале сидели несколько дам в шляпках, разместясь по стульям и мягким скамейкам, стоявшим по стене. В дверях столпилось человек восемь мужчин, но никто не становился в пары, никто не приглашал дам, хотя повестка на кадриль была уже подана музыкантами. Ритурнель повторили. Прошло минут пять. Опять никто не группировался для кадрили.

- Видите,- сказал супругам доктор.- Сюда приходят только смотреть, как танцуют, и никто не желает танцовать. И так всегда.

Оркестр заиграл вальс. Распорядитель танцев во фраке со значком завертелся по зале с какой-то девушкой в белом платье, почти подростком, выскочил из буфетной комнаты француз гусарский офицер в красных штанах, ведя под руку даму в сером платье. Дама положила ему руку на плечо и они тоже сделали два тура по залу. Затем танцующих уж вовсе не появлялось Гусарский офицер увел свою даму в буфет. Распорядитель танцев подошел к двум-трем дамам и очень низко перед ними кланялся по всем правилам танцовальнаго искусства, приглашая их на вальс, но дамы благодарили его кивками и танцовать не шли. Музыканты продолжали еще играть и, наконец, смолкли. Зала начала пустеть. Показались зевающие. Пришел Оглотков в смокинге, в белом галстуке, с красной гвоздикой в петлице и стал звать домой жену, которая сидела вместе с супругами Ивановыми.

- Завтра надо рано вставать. Лаун-тенис этот самый лорды назначают ужасно рано: в десять часов утра,- говорил он.- А мне еще нужно перед этим выполнить сеанс массажа и пассивной гимнастики.

- От чего вы лечитесь? Вы такой здоровяк,- спросил доктор.

- Печень у меня, что-ли... Я не знаю, право... Почка тоже не на месте... Говорят, что надо... Мне голландский посланник посоветовал.

- Какой голландский посланник? Разве здесь есть такой?- задал вопрос доктор.

- Я не знаю, право, голландский он или шведский, а только он посланник - амбасадер... Такой с длинной седой бородой и бритой верхней губой. Фамилия ужасно трудная. Он тоже лечится массажем и пассивной гимнастикой.

- Ван-дер-Шильд?

- Вот, вот...

- Так он вовсе не посланник. Он фабрикант из Бельгии. У него фабрика носовых платков и столоваго белья. Мой патрон его отлично знает.

- Будто? А у нас все его считают за посланника. Он тоже играет с нами в мяч. Мы его даже за графа считаем.

- Считать можете сколько угодно и за графа, а только он бельгийский фабрикант льняных изделий,- закончил доктор.

Все поднялись со стульев.

- Ты что сделал в баккара?- спросила мужа мадам Оглоткова.

- Проиграл сто шестьдесят франков, но не жалею, хорошему человеку проиграл. Знаешь, этот... Он какой-то тоже граф... Я с него выигрывал.

Все направились вон из зала.

- И мы домой?- задала мужу вопрос Глафира Семеновна.