Опасалась и докторова тетка, взбираясь по лестнице с собаченкой на руках.

- Я тоже побаиваюсь, но за своего Бобку, чтобы он не испугался быков,- сказала она.- Ревут они, эти самые быки?- спросила она племянника.

- Без малейшаго звука, тетушка,- отвечал доктор.- Да и какой там рев может быть слышен! Вы посмотрите, как публика кричит во время представления. Всякий рев заглушится.

Они вошли с лестницы в места и перед ними открылась громадная арена без крыши, вокруг которой шли амфитеатром места. В местах уже кишел народ. В дешевых местах виднелось множество солдат в кэпи, через скамейки то там, то сям перелезали мальчишки-подростки. Торчали головы окрестных крестьян с гладко бритыми подбородками. Некоторые из этого сорта публики, так как дешевыя места были на солнце, успели уже снять с себя сюртуки и сидели в одних жилетах. Дешевые веера так и мелькали в воздухе. И здесь, между скамейками, шныряли продавщицы конфект, холодной воды и цветов.

Публика все прибывала и прибывала. Взоры всех были устремлены на выход из конюшен, задрапированный красным сукном и национальными флагами, откуда должны быть выпущены быки, и на другой, такой-же, также задрапированный, из котораго должны показаться тореадоры. Публика от нетерпения топала ногами, мальчишки посвистывали в пальцы и ключи.

Николай Иванович взглянул на часы. Было без четверти три. Глафира Семеновна навела бинокль и стала смотреть в места. В цирке был весь Биарриц. Вот супруги Оглотковы. Они сидели в местах d'aficionados - самых дорогих, находящихся у самаго барьера и предназначающихся для любителей бычьяго спорта courses Landaises. По правую и по левую сторону от них помещался кружок англичан в шляпах с зелеными вуалями и с веерами. В просторной ложе (palcos) сидела, развалясь в кресле, испанка-наездница, поражавшая всех своей необятной величины шляпой с целой пирамидой цветов. Она приехала с французским гусарским полковником. Он сидел против нея и держал на коленях открытую большую бомбоньерку с конфектами. В другой такой-же ложе находился московский фабрикант Плеткин с своими прихлебателями.

Доктор Потрашов взглянул на него и сказал:

- Приехал-таки, а я звал его - не хотел ехать. "Что, говорит, два воскресенья под-ряд по одному месту слоняться". Должно быть, льстецы уговорили.

Но более всего были заняты русскими места в balconcillo, где помещались и супруги Ивановы с доктором и его теткой.

Николай Иванович прочел крупную надпись названия мест, где сидела их компания, и стал повторять его:

- Бальконцилло, бальконцилло... Как-бы не забыть. Хорошее, круглое слово... Его хорошо в письмо ввернуть, когда буду писать отсюда знакомым,- сказал он.

- Это по-испански. Здесь все места в цирках называются по-испански. И в Байоне, и Фонтарабии,- заметил доктор.

- Вот оттого-то я его и запоминаю. Приятно в письме испанское словечко ввернуть.

В значительно уже заполонившей места публике постукивания ногами все усиливались и усиливались и, наконец, превратились в страшный гром. Кроме каблуков, пошли в ход палки. Мальчишки и подростки начали свистать в пальцы и свистульки. Вынули и взрослые из карманов свои ключи и засвистали в ключи. Женщины в дешевых местах начали махать платками. Нетерпение было полное. Все требовали, как можно скорей, представления, но двери задрапированных выходов из конюшен и уборных артистов попрежнему были заперты. Крики и свист превратились во что-то ужасное. Бобка на коленях тетки доктора Закрепиной сначала жалобно залаял, а потом начал выть. Старуха не знала, как и успокоить собаку.

Но вот грянул военный оркестр. Он играл какой-то марш. Публика сначала немного поутихла, но тотчас-же начала подпевать в такт под музыку и в такт-же стучала палками в деревянный пол местов.

- В роде ада какого-то,- заметил Николай Иванович.

- Погодите, то-ли еще будет, когда представление начнется!- отвечал доктор.