- Да пожалуй...- согласилась старуха.- Только уж я и песика моего с собой возьму.

Ивановы торопились домой завтракать и стали прощаться с доктором и старухой Закрепиной.

- Ну, будем знакомы, душечка. Мне тоже пора завтракать,- ласково сказала Глафире Семеновне усатая старуха.- А когда вы меня хорошенько узнаете, то увидите, что по характеру я вовсе на ведьму не похожа.

- Да полноте... Что вы...- опять сконфузилась Глафира Семеновна.

- Нет, нет... С виду я действительно злая. Вид у меня не добродушный, но я собак люблю до безумия, а кто собак любит, тот не бывает зол.

- Бросьте... Пойдем, Николай Иваныч.

- Мое почтение...- раскланялся Николай Иванович с доктором и его теткой.- Доктор, вы меня воскресили сегодня, убедив, что у меня внутри ничего нет болезненнаго. Считайте за мной бутылку шампанскаго. В Байоне выпьем.

Супруги уходили. Доктор крикнул им вслед:

- Если сегодня и завтра утром не удастся с вами встретиться, то знайте, что завтра ровно в два часа мы вас будем ждать у трамвая! Там станционной домик имеется и можно сидеть в тени.

XXVI.

Было воскресенье. Супруги Ивановы выходили из русской церкви после обедни и поразились тем количеством французских нищих, которых они встретили на паперти и около паперти на авеню, идущем мимо церкви. Тут были хромые, слепые, безрукие. Вдовы старухи с подвязанными скулами совали Ивановым в руки замасленныя свидетельства о бедности. Мужчины на костылях протягивали к ним створки раковин, побрякивая лежащими на них медяками. И здешние папертные нищие, так же как на Плаже, были прилично одетые. Один безногий молодой человек, очень красивый, был даже в красном галстуке шарфом, молодая девушка блондинка, приведшая слепую старуху, имела на груди и в волосах по розе, очень кокетливо приколотых. Дамы, выходившия из церкви, очень усердно наделяли нищих медными монетами.

- Сколько русских-то было в церкви!- говорила мужу Глафира Семеновна.- Я никогда не могла себе представить, чтоб здесь была такая большая русская колония.

- Еще-бы... А сколько денег на блюдо-то клали! Московский фабрикант сто франков положил. Я сам видел, как он положил стофранковый билет, когда староста с блюдом шел. Оглотков дал золотой. Мадам Оглоткова - тоже.

- А какие костюмы-то! Вот куда одеваются. Хорошо, что я светлое шелковое платье надела и большую шляпку,- продолжала Глафира Семеновна.- Моя шляпка положительно произвела эфект. Даже длинноносая графиня на нее загляделась.

- Шляпка двухспальная, по своей величине, что говорить!- отвечал супруг.

Перед церковью, на тротуаре, остановились мужчины и дамы, вышедшие после обедни и отыскивающие своих знакомых. Когда супруги проходили мимо этой шеренги, их окликнул доктор Потрашов.

- едем сегодня в Байону?- спросил он.

- едем, едем. А где ваша тетушка? Ее не было видно в церкви,- спросила Глафира Семеновна.

- Вообразите, не пошла. Говорит, что собаку не на кого оставить. Хотела поручить горничной корридорной, но собака укусила горничную.

- Как-же она в Байону-то поедет?

- Вместе с собакой.

- Но ведь надо быть в цирке.

- О, она и в цирке будет держать ее на коленях. Вы не знаете, какая это собачница! У ней, кроме этой собаки, еще пять собак в Москве осталось,- разсказывал доктор.

Часа через два супруги Ивановы снова встретились с доктором у трамвая. Доктор был с теткою, а тетка с собакой. Они уже ожидали супругов Ивановых и сидели в деревянной буточке, выстроенной для укрытия публики от дождя и солнца. Поезд трамвая еще не приходил. Николай Иванович закурил папироску и стал разсматривать деревянныя стены буточки, испещренныя карандашными надписями.