- Вздор! Да и знаете-ли вы, где находится селезенка?
- Вот,- тронул себя ладонью за тело Николай Иванович.
- Даже и не с этой стороны. Бросьте, это от мнительности. Не следовало даже ему, дураку, и показываться. Он ничего не понимает. Он даже не доктор, а просто массажист для массажа и гимнастики. Фельдшер при ваннах.
- Все-таки, я просил-бы вас, доктор, меня осмотреть и освидетельствовать,- поклонился Николай Иванович доктору.
- Хорошо, хорошо. Но ведь не сейчас-же?
- Ах, доктор! Я попросил-бы вас сейчас, потому уж мне не в терпеж. Можно взять кабинет в раздевальнях и там...
- Погодите, дайте мне на итальянку-то посмотреть. Я из-за нея тетку бросил и бежал сюда, выставя язык,- проговорил доктор и продолжал:- Кто говорит, что испанка, кто говорит, что итальянка, а вот помяните мое слово, окажется жидовка.
- La voilа!- послышался возглас, и в толпе раздалось произнесенное несколькими голосами протяжное: а-а-а-а.
XXIV.
Все взоры устремились к выходу из корридора кабинетов, и перед всеми предстала красивая наездница. Она была без плаща в светло-голубом трико, по которому были нашиты маленькия золотыя звезды из глазета. Пол-груди, руки до плеч и ноги до половины бедра были голыя. Талья была обрамлена широким черным глянцевым поясом из кожи. Раздались сдержанныя рукоплескания. Красавица шла перед разступившейся перед ней толпой и улыбалась, кивая направо и налево. Она направлялась к морским волнам. Толпа сомкнулась и стеной следовала за ней. Протискиваясь, бежали к морю фотографы-любители с моментальными фотографическими аппаратами, чтобы снять с красивой испанки фотографический снимок.
- Ничего особеннаго! Решительно ничего особеннаго в этой бабе!- проговорила Глафира Семеновна и стала искать глазами доктора, но доктор уже скрылся вместе с толпой.- Ушел уж доктор-то? Ах, какой! Признаюсь, я его считала много солиднее. Решительно ничего особеннаго в этой испанке или итальянке,- повторила она еще раз.- Впрочем, я женщина... А ты мужчина,- обратилась она к мужу.- Что ты скажешь, Николай Иваныч?
Тот кисло взглянул на нее и отвечал:
- У меня, душенька, в печенку колет. Я почти и не видал эту испанку.
- Ну, врешь. Положительно врешь. Я сама видела, как ты в нее глазенапы запускал.
- Не запускал. Уверяю тебя, не запускал. Я все время про того поганаго старикашку с козлиной бородкой думал, который меня давеча ощупывал. Хоть он и массажист только, как говорит доктор, но все-таки он у меня что-нибудь заметил опасное, коли два раза покачал головой и два раза погрозил пальцем, потому колет, что ты там хочешь, а мне колет.
И Николай Иванович схватился за бок.
- Вот далась дураку писанная торба,- проговорила супруга и отвернулась от мужа.
А красивая испанка или итальянка шла уже обратно, одеваться, преследуемая толпой, пожиравшей ее глазами. Некоторые фотографы-любители забегали со своими аппаратами вперед, останавливались, щелкали шалнерами и снимали фотографии. Красивая женщина эта возвращалась уже теперь из моря с распущенными волосами, густыми и длинными, черными прядями ложившимися на спину, на грудь и на плечи.
- Решительно ничего особеннаго,- еще раз сказала Глафира Семеновна про женщину.- И доктор правду говорит, что она жидовка. Жидовка без подмеса.
В толпе возвращался и доктор Потрашов.
- Доктор, можно теперь разсчитывать на вашу любезность, что вы меня осмотрите?- кисло обратился к нему Николай Иванович.
- Можно. Пойдемте. Но я уверен, что у вас ничего нет, кроме мнительности. Вы здоровяк, такой здоровяк, что таких здесь в Биаррице и десятка не найдешь.
- Я, доктор, вас поблагодарю за труд, очень и очень поблагодарю.
Доктор и Николай Иванович оставили Глафиру Семеновну сидеть на галлерее, а сами отправились в раздевальный кабинет при мужских купальнях. |