Ведьма -- спроси кого хочешь,
ведьма! Сию минуту иду к мировому.
С этими словами он открыл сундук, вынул очень старый, но почти не
ношенный синий кафтан с жилетом и вполне приличную касторовую шляпу, то и
другое без галуна. Он напялил это все вкривь и вкось, вооружился вынутой из
шкафчика палкой, навесил обратно замки и совсем было собрался уходить, как
вдруг какая-то мысль остановила его.
-- Я не могу бросить дом на тебя одного, -- сказал он. -- Ты выйди, я
запру дверь.
Кровь бросилась мне в лицо.
-- Если запрете, только вы меня и видели, -- сказал я. -- А встретимся,
так уж не по-хорошему.
Дядя весь побелел и закусил губу.
-- Так не годится, Дэвид, -- проскрипел он, злобно уставясь в угол. --
Так тебе никогда не добиться моего расположения.
-- Сэр, -- отозвался я, -- при всем почтении к вашему возрасту и к
нашему родству я не приму от вас милостей в обмен на унижение. Меня учили
уважать себя, и пусть вы мне хоть двадцать раз дядя, пусть у меня, кроме
вас, ни единой родной душ, и на белом свете, такой ценой я ваше расположение
покупать не собираюсь.
Дядя Эбенезер прошелся по кухне и встал лицом к окну. Я видел, как его
трясет и передергивает, словно паралитика. Но когда он обернулся, на лице
его была улыбка.
-- Ну, ну, -- сказал он. -- Бог терпел и нам велел. Я остаюсь, и дело с
концом.
-- Дядя Эбенезер, -- вырвалось у меня, -- я не понимаю. Вы обращаетесь
со мной, как с жуликом, мое присутствие в этом доме вам невыносимо, и вы
даете мне это почувствовать каждую минуту и каждым вашим словом. Вы
невзлюбили меня и не полюбите никогда, а что до меня, мне и не снилось, что
я когда-нибудь буду разговаривать с человеком так, как говорю с вами. Для
чего же вы меня удерживаете? Дайте я вернусь обратно к тем, кто мне друзья,
кто меня любит!
-- Нет-нет, -- с большим чувством сказал он. -- Нет. Ты мне очень по
сердцу. Мы еще поладим, да и честь дома не позволяет, чтобы ты ушел ни с
чем. Повремени малость, будь умницей -- погости здесь, тихохонько,
спокойненько, и ты увидишь, все образуется как нельзя лучше.
-- Что ж, сэр, -- сказал я после недолгого раздумья, -- побуду немного.
Все же правильней, чтобы мне помогли не чужие, а родичи. Ну, а если не
сойдемся, постараюсь, чтобы не по моей вине.
ГЛАВА IV. МНЕ УГРОЖАЕТ ВЕЛИКАЯ ОПАСНОСТЬ В ЗАМКЕ ШОС
Остаток дня, начавшегося так неладно, прошел вполне сносно. Полдничали
мы холодной овсянкой, ужинали -- горячей: мой дядя никаких разносолов, кроме
овсянки и легкого пива, не признавал. Говорил он мало, и все на прежний
манер: помолчит-помолчит, да и стрельнет в меня вопросом; а когда я
попробовал завести разговор о моем будущем, он и на этот раз увильнул. В
комнате по соседству с кухней, где мне дозволено было уединиться, я
обнаружил видимо-невидимо книг, латинских и английских, и не без
удовольствия просидел над ними весь день. |