В
комнате по соседству с кухней, где мне дозволено было уединиться, я
обнаружил видимо-невидимо книг, латинских и английских, и не без
удовольствия просидел над ними весь день. В этом приятном обществе время
летело так незаметно, что я уже готов был примириться со своим пребыванием в
замке Шос, и только при виде дядюшки Эбенезера и его глаз, упорно играющих в
прятки с моими, недоверие пробуждалось во мне с новой силой.
Вдруг я наткнулся на нечто такое, что заронило мне в душу подозрение.
То был тоненький сборник баллад
-- Я и сказал: "фунтов стерлингов"! -- подтвердил дядюшка. -- Ты бы на
минуту вышел за дверь, взглянул, какая погода на дворе, а я б их тебе достал
и кликнул тебя обратно.
Я послушался, презрительно усмехаясь про себя: он думает, что меня так
легко обвести вокруг пальца. Ночь была темная, низко над краем земли мерцали
редкие звезды; я слышал, стоя на пороге, как с заунывным воем носится ветер
меж дальних холмов. Помню, я отметил, что погода меняется и, будет гроза, но
мог ли я знать, как это важно окажется для меня еще до исхода ночи...
Потом дядя позвал меня обратно, отсчитал мне в руку тридцать семь
золотых гиней; но когда у него оставалась лишь пригоршня золотой и
серебряной мелочи, сердце его не выдержало, и он ссыпал ее себе в карман.
-- Вот тебе, -- произнес он. -- Видишь теперь? Я человек странный, тем
более с чужими, но слово мое нерушимо, и вот тому доказательство.
Говоря по правде, мой дядя казался таким отъявленным скопидомом, что я
онемел от столь внезапной щедрости и даже не сумел толком его поблагодарить.
-- Не надо слов! -- возгласил он. -- Не надо благодарности! Я исполнил
свой долг; я не говорю, что всякий поступил бы так же, но мне (хоть я и
осмотрительный человек) только приятно сделать доброе дело сыну моего брата
и приятно думать, что теперь между нами все пойдет на лад, как и должно у
таких близких друзей.
Я ответил ему со всей учтивостью, на какую был способен, а сам тем
временем гадал, что будет дальше и чего ради он расстался со своими
ненаглядными гинеями: ведь его объяснение не обмануло бы и младенца.
Но вот он кинул на меня косой взгляд.
-- Ну и, сам понимаешь, -- сказал он, -- услуга за услугу.
Я сказал, что готов доказать свою благодарность любым разумным
способом, и выжидающе замолчал, предвидя какое-нибудь чудовищное требование.
Однако когда он наконец набрался духу открыть рот, то лишь для того, чтобы
сообщить мне (вполне уместно, как я подумал), что становится стар и немощен
и рассчитывает на мою" помощь по дому и в огороде.
Я ответил, что охотно ему послужу.
-- Тогда начнем. -- Он вытащил из кармана заржавленный ключ. -- Вот, --
объявил он. -- Этот ключ от лестничной башни в том крыле замка. Попасть туда
можно только снаружи, потому что та часть дома недостроена. Ступай,
поднимись по лестнице и принеси мне сундучок, что стоит наверху. |