Семьи жили рядом столько времени, что перечислить предков было делом
нелегким - если начать с утра, то кончишь как раз к обеду. Жили и
временами роднились друг с другом; Сигурд был холост, Отар женат на
дочери Хельвига, а сестра их Сигни была была обещана Рагнару, третьему
из соседских сыновей. Сговор делали Отар и Хельвиг, бонды хольдов, но,
по обычаю, никто молодых не неволил, и они вступали в брак лишь по
сердечной склонности.
Двор Олафа, сына Торвальда, стоял далеко от них, в сотне
миль, на восточном побережье. Говорили, что там у него не хольд, а
целая крепость с валами и тыном, с полусотней домов и причалами для
дюжины баркасов. Говорили, что склады у него такие, что в них можно
хранить руно с половины острова; говорили, что сыновей у него втрое
больше, чем стражей тинга, так как женился он не раз, и ни один из
восточных бондов не отказал ему в сватовстве. Говорили, что уже лет
тридцать, с тех пор, как Олаф возмужал и взял власть в своем роду,
к его причалам ежегодно приходят корабли с востока, а на тех судах
нет ни парусов, ни весел, и ведут их морские тролли - синекожие,
щуплые, безволосые, и все на одно лицо. Говорили, что Олаф торгует
с троллями, сбывает им шерсть в обмен на оружие и железо, колдовские
зелья и всякие странные вещи, и что тролли любят его по той причине,
что он вовсе не сын Торвальда, а подменыш, отродье Локи.
Все это были лишь слова, так как по собственной воле в хольд
к Олафу никто не ездил - боялись, хотя из гордости скрывали страх.
Помнили, как однажды явился к нему Грим, судья тинга, с пятью стражами,
чтобы призвать к ответу за отнятые у соседей земли, и как все шестеро
вернулись на четвереньках, рыча и лая словно псы, и собственные собаки
их загрызли. Еще помнили, как вызвал Олафа на битву кузнец с севера,
могучий воин, гнувший руками железные прутья - и Олаф явился в огненный
круг без меча и секиры, толкнул кузнеца в огонь и глядел, усмехаясь, как
тот горит, не в силах пальцем пошевелить и даже крикнуть. Еще помнили
историю бонда, у которого Олаф забрал двух дочерей; бонд с сыновьями
да соседями стали точить клинки, однако ночью вылез из моря неведомый
зверь, разметал усадьбу по бревнышку, пожрал людей и собак и вывернул
с корнями огромный дуб, столетнее дерево, что росло за воротами хольда.
Потом два года у тех берегов не водилась треска, но плавало столько
акул и кальмаров, что соседи покойных боялись близко к воде подойти.
И потому с Олафом предпочитали не связываться - лет уже с
пятнадцати, как проснулся в нем колдовской дар. Колдуны, умевшие
говорить без слов, на острове считались не в диковинку, и занимались
они, в основном, врачеванием ран, а еще рассказывали саги и судили -
половина судей тинга была из таких. Но Олаф Торвальдссон оказался
злобным колдуном, и таким сильным, будто в самом деле вышел из
чресел Локи.
Женщин, жен и наложниц, имелось у него во множестве, однако
он посватался и к Сигни. Сигурд полагал, что хоть сестра его была
девушкой видной, Олаф пленился не ею, а долиной Гейзеров. На востоке
места скалистые, почвы скудные, а тут, на юго-западе, сухая палка
росла, если воткнуть ее в землю. Опять же овцы с золотым руном, дерево
бнан, пальмы и виноград, а в придачу - теплые целебные источники,
речка и удобная бухта... Лакомый кусок! Сигни же, видно, была лишь
предлогом; колдун не сомневался, что девушку ему не отдадут, а будут
биться насмерть.
Так оно и случилось: не успел Отар отказать в сватовстве,
как спустились с гор на собаках сорок бойцов под водительством
Гунара, старшего сына Олафа, и подпалили хельвигову усадьбу. |