— Ну да, уволили. Может, вдвоем положим его на кровать?

 

— Давай попробуем.

 

Не тут-то было. Виталий стал брыкаться, как дикий бычок, при этом он громко ругался, так что могла услышать Нюра.

 

Я закрыл плотнее дверь, постелил ему на его тахте, и, пообещав связать его, если не перестанет брыкаться, мы все-таки уложили его, раздели и накрыли одеялом.

 

— Лежи, брат, раз напился, — сказал я. — Но пить тебе надо бросить, а то пропадешь.

 

Виталию стало жалко самого себя, и он заплакал навзрыд, кляня судьбу, отдельных людей и человечество в целом. Даже покойного отца за что-то упрекал, а также комсомольскую организацию и какого-то «чертова ректора».

 

— Утоплюсь я, — решил он, — в Байкале. Поступлю работать шофером, поеду зимником. Он и сам меня заберет…

 

Потом его рвало (чуть наизнанку не вывернуло), и добрая Нюра за ним убирала и мыла. Потом он снова лег на полу, раскинув руки и ноги. Затем стал в отчаянии кататься по полу, скрипеть зубами и жутко, как-то по-замогильному стонать и завывать.

 

— Я вызову «скорую помощь»! — испугался я. — У него начинается белая горячка.

 

— Что ты, у него каждый раз так. Алеша отхаживал его всегда, пока Женя не дал Талику в зубы.

 

— А Христина дома?

 

— Дома.

 

— Она же врач, пусть поможет.

 

— Да, но…

 

— Никаких «но»! Христина! Христина!

 

Я так вопил, что Христина прибежала моментально.

 

— Помоги же ему! — взмолился я, кивая на бледного, как покойник, Виталия.

 

— Пусть проспится, — сухо ответила Христина, однако принесла шприц, заставила нас спустить ему штаны и сделала укол в мягкое место.

 

— Надо его лечить, иначе сопьется, — задумчиво произнесла Христина. — В Зурбагане нет такой возможности, придется его отправить в ЛТП.

 

— Он никогда не согласится! — воскликнул я в ужасе.

 

— Кто его будет спрашивать, врачи оформят, милиция отвезет. Надо же его спасать, — холодно пояснила Христина, не глядя на меня. — Сейчас он спит. Я ему снотворное ввела.

 

Христина ушла. Даже разговаривая со мной, она ухитрилась не взглянуть на меня ни разу. Сердится… За что? На меня-то за что?

 

Видно, эти мысли настолько явственно выразились на моем лице, что Миша решил мне кое-что разъяснить:

 

— На твоего отца обиделась… Он же хотел на ней жениться, а теперь вот возвращается к первой жене.

 

— А при чем здесь я?

 

— Ты очень похож на отца, — рассудил Миша. Подумав, он добавил: — В Зурбагане все на его стороне. Никто не осуждает. Геологи рассказывали, какой он тогда приехал из Москвы, когда она его бросила, — краше в гроб кладут. А он любил ее всю жизнь. Хорошо, когда семья восстанавливается… Лучше поздно, чем никогда.

 

Девчонки только удивляются, как он мог променять молодую на старую, да еще которая перед ним виновата.

 

— Как я вижу, в Зурбагане сплетников хватает, — с горечью заметил я.