-- Садитесь поближе к огню, Ноэ!-- сказала Шарлота.-- Я оставила для вас небольшой кусочик копченой грудинки от хозяйскаго завтрака. Оливер, закрой дверь сзади мистера Ноэ и подай ему те кусочки, которые я положила на крышку от кастрюли. Вот твой чай; поставь его на ящик и пей там, да скорей, они ждут тебя в лавке. Слышишь?

   -- Слышишь нищенское отродье?-- спросил Ноэ Клейполь.

   -- Бог мой, Ноэ!-- воскликнула Шарлота.-- Какое вы удивительное создание! Зачем вы не оставите мальчика в покое?

   -- Оставить его в покое?-- сказал Ноэ.-- Что касается этого, то он достаточно оставлен в покое. Ни мать, ни отец не заботятся о нем. Все родные предоставили ему полное право идти своей собственной дорогой. Как думаешь, Шарлота? Ха, ха, ха!

   -- О, вы удивительная душа!-- сказала Шарлота, разражаясь громким хохотом, к которому присоединился и Ноэ; нахохотавшись вдоволь, оба с презрением взглянули на беднаго Оливера Твиста, который дрожал, сидя на ящике в самом холодном углу комнаты и поедая сухия корки, приготовленныя специально для него.

   Ноэ находился в одном из благотворительных заведений, а не не доме призрения для нищих и безродных детей.-- Он не был подкинутым ребенком и мог начертать всю свою родословную, включая сюда и родителей, которые жили по близости. Мать его была прачка, а отец пьяница -- солдат в отставке, с деревянной ногой и ежедневным пансионом в два с половиною пенса. Приказчики мальчишки из соседних лавок давно уже составили себе милую привычку дразнить Ноэ, когда он проходил по улице, давая ему всевозможные эпитеты в роде "битая шкура" "богаделка" и так далее. Ноэ все выносил молча. Теперь же, когда судьба поставила на его пути безымяннаго сироту, на котораго всякий считал вправе указывать с презрением, он очень заинтересовался им. Какую обильную пищу для наблюдений находим мы здесь! У любого человеческаго существа, будь то дитя лорда или грязный мальчишка благотворительнаго учреждения, живо развиты самыя прекрасныя и благородныя качества и наклонности и наоборот.

   Прошло три недели или даже месяц с тех пор, как Олвер поселился у гробовщика. Лавка была закрыта и мистер Соуэрберри ужинал вместе с мистрисс Соуэрберри в маленькой задней комнатке. Бросив исподтишка несколько взглядов на свою супругу, мистер Соуэрберри сказал:

   -- Дорогая моя...-- он хотел продолжать, но мистрисс Соуэрберри взглянула на него так неблагосклонно, что он сразу замолчал.

   -- Ну?...-- спросила резко мистрисс Соуэрберри.

   -- Ничего, моя дорогая, ничего, -- сказал мистер Соурберри.

   -- Ах, ты животное!-- оказала мистрисс Соуэрберри.

   -- Совсем нет, моя дорогая, -- смиренно отвечал мистер Соуэрберри.-- Я думал, что ты не желаешь слушать, милая! Я хотел сказать...

   -- О, не говори мне, что ты хотел сказать, -- отвечала мистрисс Соуэрберри.-- Я ведь, ничто... Пожалуйста, не советуйся со мой. Я не желаю вмешиваться насильно в твои тайны.

   И сказав это, мистрисс Соуэрберри истерично засмеялась, что угрожало дойти до более грозных последствий.

   -- Но, моя дорогая, -- сказал мистер Соуэрберри, -- я собирался просить у тебя совета.

   -- Нет, нет, не спрашивай меня, -- отвечала мистрисс Соуэрберри.-- Спроси кого нибудь другого.

   Тут снова послышался истеричный смех, очень испугавший мистера Соуэрберри, который поспешил прибегнуть к обыкновенному и всеми одобренному супружескому средству лечения, которое почти всегда производит желаемое действие.