-- Знаю, что выростет, -- сердито отвечала эта леди, -- на нашей пище и питье. Никакой пользы не вижу я от ваших приходских детей, -- никакой! На них всегда приходится тратить несравненно больше, чем они того стоят. Но... мужчины всегда воображают, что они лучше нас все знают. Ступай-ка вниз, маленький мешок с костями.

   С этими словами жена гробовщика открыла боковую дверь и толкнула туда Оливера, чтобы он спустился вниз по лестнице, которая привела его в темный и сырой подвал, служивший передней для подвала с углем и носивший название "кухни". Там сидела крайне неопрятно одетая девушка в старых башмаках до того изорванных, что нечего было и думать о починке их.

   -- Шарлотта, -- сказала мистрисс Соуэрберри, спустившаяся вместе с Оливером, -- дайте этому мальчику холодных кусков мяса, которые были приготовлены для Трипа. Он не приходил домой с самаго утра, а потому может уйти без них. Я думаю, что мальчик не особенно изнежен, и сест их.-- Правда мальчик?

   Оливер, глаза котораго засверкали при слове "мясо" и даже дрожь пробежала по всему телу от жажды сесть его, отвечал, в утвердительном смысле и ему тотчас же поставили тарелку с разными обедками.

   Хотелось бы мне, чтобы какой нибудь хорошо упитанный философ, в желудке котораго мясо и питье превращаются в желчь, у котораго вместо крови лед, и вместо сердца железо, хотелось бы мне, чтобы он увидел, как Оливер Твист хватал изысканные обедки, которыми пренебрегала собака! Хотелось бы мне, чтобы он видел непомерную жадность, лютость голода, так сказать, с котораго он грыз эти обедки. Одного только желал бы я при этом, чтобы мне самому удалось видеть этого философа в том же самом положении, смакующаго обедки с таким же апетитом.

   -- Ну, -- сказала жена гробовщика, когда Оливер кончил свой ужин, во время котораго она смотрела на него с затаенным в душе ужасом, предвидя по страхом его будущий аппетит.-- Кончил ты?

   Так как по близости ничего седобнаго больше не было, то Оливер отвечал в утвердительном смысле.

   -- Иди за мной.-- Мистрисс Соуэрберри взяла тусклую и грязную лампу и повела его вверх по ступенькам.-- Твоя постель под прилавком. Ты, пожалуй, не захочешь спать среди гробов? Только видишь ли, мне не до того, чтобы разбирать, где ты хочешь или не хочешь, ты должен спать везде, где тебя положат. Иди же, я не буду ждать тебя здесь всю ночь.

   Оливер не медлил больше и молча последовал за своей новой хозяйкой.

V. Оливер знакомится с новыми товарищами. Он в первый раз присутствует на похоронах, во время которых составляет неблагоприятное мнение о занятии своего хозяина.

   Оставшись один в лавке гробовщика, Оливер поставил лампу на рабочую скамью и робко оглянулся кругом с чувством невыразимаго страха и ужаса, которые в этом случае испытали бы и многие из нас, старше и благоразумнее, чем он. Неоконченный гроб на черном станке, который стоял посреди лавки, выглядел мрачно, подобно смерти; холодная дрожь пробежала по всему телу мальчика, когда глаза его повернулись в сторону этого предмета. Ему казалось, что он сейчас увидит очертание фигуры, медленно подымающей свою голову, и смертельный ужас схватил его душу. У стены в правильном порядке стоял целый ряд досчатых сооружений в этом же роде; при тусклом свете лампы они казались привидениями с поднятыми кверху плечами и засунутыми в карманы руками. Металлическия доски для гробов, стружки, гвозди с блестящими головками, куски черных материй валялись по всему полу. За прилавком на стене висела картина, изображающая двух в туго накрахмаленных галстуках человек, стоявших на дежурстве у дверей частнаго дома, а в некотором отдалении оттуда погребальную колесницу, запряженную четверкой лошадей.